Не то из книг, не то из снов, ещё не дед, уже не воин,
Калиткой скрипнув, он возник и попросился на постой,
Измучен, беден, одинок, в костюме древнего покроя,
Проевший крылья и судьбу, небритый ангел городской.

Не разрешила бы, но гость петлю в калитке вправил споро,
И скрип исчез, как не бывал.
– Неплохо б маслицем помочь.
– А смалец если? Подойдёт?
– Неси, хозяйка! Будет впору.
А коль чайком переложить, то понадёжней будет вточь.

Бежало время за чайком, а ей казалось – время встало,
И много-много дней прошло, а ей казалось – как в кино,
Мелькали кадры заводных любовно-сладких сериалов,
Где всё, казалось, наперёд и навсегда предрешено.

Он изменился – стал полнеть и даже выглядеть моложе,
С работы мимо всех пивных – домой, к любимой, к очагу.
Но надо ж весточке прийти с каким-то дурнем перехожим…
Сверкнуло, сбило, обожгло, зарделось кровью на снегу.

Ушёл внезапно в ливень, в ночь, украв соседскую двустволку,
Исполнить дряхлые долги. В маляве было: «Торопись!»
Но дождь стегал, и холод грыз, а он бродил вокруг посёлка,
От нездоровья и тоски теряя истину и смысл.