В туманном сне, за дверью сентября,
где солнце по калине в осень входит
и клин за клином журавлей терять
приходится скудеющей природе,
я вижу опалённую стерню,
размытую мытарствами дорогу,
среди берёз, иссохших на корню,
слепые обветшалые остроги.
Там очередь к незанятым крестам
на пиршество тостующих граалей
в лишённые забвения места -
ближайшие гулагерные дали.

Слова и листья падают в костёр,
окуривают прошлое стихами,
но день грядущий тень уже простёр,
и ждёт резца краеугольный камень.
Горит огонь у красного моста,
"Бездушные" идут на "мракобесов",
идут по разлетевшимся листам
до ужаса правдивой жёлтой прессы,
готовы бить их в кровь, и в грязь лицом,
до статуса безжизненной половы...
У новообращённых мертвецов
в карманах находя живое слово.

Всё так и есть, но всё совсем не так.
Своих цыплят пересчитала осень,
и в трепете последнего листа,
кем ливень не со зла, но грянет оземь,
нет страха или жалости к себе,
расхляба-дождь не о потерях плачет -
он выпал из разверзнутых небес,
но в этот мир нельзя попасть иначе.
Пути назад у палых листьев нет,
и слово не удержится в кармане.
Ответ получат семь по десять бед -
на кладбище надежд горючий камень.

Придёт зима, закроет старый счёт,
предъявит миру новый счёт к оплате,
а солнце по калине утечёт
за благодатью.