Прогрелась речка к середине мая,
расслаблен воздух, обесточен, вял.
С пяти утра сижу – глухонемая,
ужу линя на красного червя.

Блестят глаза: подходит к лодке ёршик;
он, как и я, охотой увлечён.
Наклон вперёд, рукой полузамёрзшей
ещё один пустой тяну крючок.

Увы и ах! Казалось, вот же, вот он!
Не подсекла и наломала дров.
Смешалась в страхе – рыбьем и животном –
русалки хвост и скотское нутро.

Прогал в осоке – не ведётся жерех;
летит червяк стрелою в лопухи.
Я здесь нужна, как речке нужен берег,
а котелку – рыбёшка для ухи.

Костёр взыграл – сушняк занялся вроде.
Погреюсь чуть. Гуляет низом дым.
... Мы, будто рыбы, тянемся к свободе,
когда на свет выходим из воды.

Почуяв силу, тянем в небо выи,
там нас уже, средь прочих кочевряг,
с ближайших звёзд удят глухонемые
на смертный грех.
И красного червя.