Время хреновый доктор, мы все умрем.
Грубо рубцуется кожа и то, что глубже.
Пик зиккурата, выжженный февралём,
ловит ветра, неуютен, навек простужен.
Медленно сходит Иштар, драгоценным песком
сыплется золото с кожи, рождая бронзу.
Есть у богини храмы и Вавилон,
Только ей больше ни город, ни храм не нужен.

Над Вавилоном кружит розовый снег -
белые перья с кровью на осевой.
Город напуган, оглох, онемел, ослеп,
стих и застыл под этой чужой зимой.
Воздух иссох, он городу не знаком.
Тигр и Евфрат мелеют, копя угрозу.
Кружат ветра, мешая песок с песком,
точится камень, скуля истеричной морзе.

Небо плывет миражами: огонь-слюда.
Дева, прощаясь, пустыни едва коснётся,
по золотому песку уходя туда,
где голубая вода прорастает в солнце.