И снова скандал в благородном семействе.
В горячности фраз и сарказма пылу,
Все вежливо ставят друг друга на место -
На то, что находится в пятом углу.

Горящие взгляды, поджатые губы,
И поз напряжение, жестов укор.
И каждому хочется с тактом, не грубо
На шею другого обрушить топор.

Ах эти условности света и круга,
Которым приходится здесь потакать.
Сейчас бы вцепиться когтями друг в друга
И горло друг другу клыками порвать.

Как душно носить эти шкуры овечьи,
Как тесно в одеждах законов людских.
И лавою льются улыбки и речи
В нелепых и злых номерах цирковых.

Они унизительны, подлы и колки.
Они бесполезны. И в этих сетях,
Запутавшись, воют двуногие волки
И выпрыгнуть разом наружу хотят.

Я сам ещё Богом пока не оставлен,
В безбожниках вижу огромный изъян -
Какую свинью подложил этот Дарвин,
К нам в предки сосватав тупых обезьян!

Кривлянья в обычай вменив и ужимки
И смех, что унизить любого готов,
Он рьяно и весело справил поминки
По нашей натуре - натуре волков.

Чуть раньше, чем этот весёлый учёный,
Шутить соизволил Небесный Отец.
Наш род уподобил, шутя утончённо,
Отаре послушных беззлобных овец.

Я умные книги поставлю на полку,
Пусть там отдыхают в почёта пыли.
Я вижу - из многих оскалились волки,
Когтями о стены души заскребли.

Отбросив ненужные больше привычки,
Лохмотья законов, обычаев хлам,
Себя намечают друг другу в добычу,
За этой добычей идя по пятам.

Я чувствую, скоро я тоже прозрею.
(И мир наблюдая сквозь шкуру овцы,
Её раздирая когтями, зверею.)
И станут добычей моей подлецы!

И скорой свободы предчувствием пьяный
Вдохнул... и не выдохнул мордой лица.
Во мне захихикала зло обезьяна
И грустно вздохнула о чём-то овца...