Когда зима роняет знаки неба,
на гололед, в зауженных дворах.
Скольжу по перьям звездного Денеба.
Поднявши воротник спешу - пора.
Сутулятся ноябрьские деревья,
раздетые, как дети у врача.
На ветках снег, а холод в подреберьях.
"Откройте ротик, ну ка - "а..."
"Сейчас".

Замерзшие, холодные ладони,
пополнив током крови до тепла -
неслышно прохожу "что, милый, больно?"
Неявным отражением стекла
голодная, надсадная остуда
засела в горле, - сквозняком поёт.
Гоню - любовью - черную простуду
"иди на двор! Изыди вороньем!" -

вслед выхожу - за мной - чредой трамваи,
на променад. В отсутствии толпы -
машинами в проулках остываю.
Пытаясь ничего не позабыть:
следам собак что вьются меж домами -
читаю Мандельштама наизусть -
переложив фонарный шаг на гаммы
дышу, свищу ледышками из - уст.

Твержу пустое что - нарифмовали.
Вдруг, тыщежалый - гасит фонари:
скрип-скрип, скрип-скрип, а снег все валит, валит.
Мы с городом одни - я им охрип.

Окончено - полуношное бденье -
над уличной ноябрьской нищетой:
катился, разрастался белой тенью,
мой сменщик, плазмоликий тощий ком.