Хорошая проза подобна айсбергу, семь восьмых которого скрыто под водой. /Э.Хемингуэй/
Дотошных туристов сюда не заводит гид: это кафе для гуляющих и влюблённых. В нём чисто и чинно, и правила здесь строги. Но нищей за столиком лично приносит Агиль восемь кусочков хлеба и чашку бульона.
Радостная толпа мимо окна течёт - селфи с Исакием... императором... бесхозной псиной... Скажет Агиль старухе: "Ещё горячо". На чей-то вопрос неловко пожмёт плечом: "Она говорила - её назвали Анастасией".
Руки дрожат: может, тремор прожитых лет, а может, и сумасшествие или голод - белой салфеткой она вытирает пятно на столе, в розово-синюю собирает оставшийся хлеб, кивает царственно в никуда, выходит в город
и пропадает в серо-белёсом коротком дне, крепко розово-синий кулёк сжимая. Если спросить про хлеб, зачем он ей - может, на ужин или кормить голубей? Агиль улыбнётся: "Она говорила, что это маме".
К ночи, когда потемнеет нарядный Спас - схлынут весёлые толпы: время отлива. Там, где цветы почти скрывают от глаз "Граждане! При артобстреле... эта... опас..." - крошки и корки хлеба лежат сиротливо.
Голубь шагает к оставшемуся куску - топчет обрывки салфетки - розово-синей. Город скрытых течений на сантименты скуп, но в глубине он запишет ещё строку: "Она говорила - её назвали Анастасией".
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
Очень направленно и напряжённо. Впечатляет. Немножко зацепился за "Голубь шагает к ...". Предложил бы: "Голубь клюётся к ...". Иногда неловкое выражение точнее правильного... Спасибо!
Вам спасибо огромное. Знаете, я не уверена, что это хорошо написано, хотя я старалась. Тема такая, что читателю больно вне зависимости от качества. Но вот чего я до сих пор не могу понять, так это одного отзыва, в котором было "читатель не обязан расшифровывать ребусы". Вот такое выбивает сразу и надолго. Ещё меня так же ударил отзыв вот на это стихотворении Лилии Слатвицкой
В отзыве было примерно так: хорошее, но финал его испортил, зачем какое-то конкретное название... Простите, что я Вам всё... Молчала, молчала, а тут вдруг =) Спасибо ещё раз :)
Несколько минут назад написал Вам длиннющий комментарий на комментарий, а система его съела, не поперхнувшись : ((
Перепечатывать совершенно нет сил, простите меня.
Вместо написанного ранее процитирую полностью стихотворение, от которого у меня сердце сжалось, хотя никаких трагических подробностей в тексте нет. Но предчувствие беды такое явственное, что воспринимаешь его не разумом, а всем нутром.
Дарья Христовская
Считалка
Здесь нас ещё трое, в Энске, четвёртый класс. Костёр, река и медные трубы за пустырём, бумажные голубки. Кошки на трубах сворачиваются в клубки. Мы пахнем полынью, пылью, дурманом, терпким нашатырём, и небо смотрит на нас — огромный лазурный глаз.
Мама волнуется раз.
А здесь нас двое, и снимок уже цветной. В растрёпанной форме, подпирая себя стеной, пилот Сорвиголова и матрос Не-Расти-Трава. У меня беспутная голова, и синее небо качается надо мной.
Мама волнуется два.
На третьей карточке Ялта, терпкая темнота. Музыка. Два бокала, один не тронут. Тихая грусть, тягучая пустота из сердца, из живота (Господи, почему субмарины тонут?) растёт у меня внутри.
Немножко зацепился за "Голубь шагает к ...". Предложил бы: "Голубь клюётся к ...". Иногда неловкое выражение точнее правильного...
Спасибо!
Спасибо!
И - малость запоздалое - с возвращением.)
Знаете, я не уверена, что это хорошо написано, хотя я старалась. Тема такая, что читателю больно вне зависимости от качества. Но вот чего я до сих пор не могу понять, так это одного отзыва, в котором было "читатель не обязан расшифровывать ребусы". Вот такое выбивает сразу и надолго. Ещё меня так же ударил отзыв вот на это стихотворении Лилии Слатвицкой
http://litset.ru/publ/16-1-0-27971
В отзыве было примерно так: хорошее, но финал его испортил, зачем какое-то конкретное название...
Простите, что я Вам всё... Молчала, молчала, а тут вдруг =)
Спасибо ещё раз :)
Перепечатывать совершенно нет сил, простите меня.
Вместо написанного ранее процитирую полностью стихотворение, от которого у меня сердце сжалось, хотя никаких трагических подробностей в тексте нет. Но предчувствие беды такое явственное, что воспринимаешь его не разумом, а всем нутром.
Дарья Христовская
Считалка
Здесь нас ещё трое, в Энске, четвёртый класс.
Костёр, река и медные трубы за пустырём,
бумажные голубки.
Кошки на трубах сворачиваются в клубки.
Мы пахнем полынью, пылью,
дурманом, терпким нашатырём,
и небо смотрит на нас — огромный лазурный глаз.
Мама волнуется раз.
А здесь нас двое, и снимок уже цветной.
В растрёпанной форме, подпирая себя стеной,
пилот Сорвиголова и матрос Не-Расти-Трава.
У меня беспутная голова,
и синее небо качается надо мной.
Мама волнуется два.
На третьей карточке Ялта, терпкая темнота.
Музыка. Два бокала, один не тронут.
Тихая грусть, тягучая пустота
из сердца, из живота
(Господи, почему субмарины тонут?)
растёт у меня внутри.
Мама волнуется три.