Юное солнце, бисквитные облака,
хрупкие птенчики-почки да птичья трель –
в нашем дворе верховодит чудак-апрель.
Робко теплеет проснувшаяся река.
Скоро покажутся бархатцы, а пока
Анна Михайловна (ей девяносто лет)
их поливает. Мне машет рукой: «Привет!»

"Мурзик, кис-кис! Вот тарелочка молока", –
кличу кота. Приблудился дней пять назад.
Знаю, что кто-то возьмёт его всё равно.
Голуби важно клюют из руки пшено.
Шарику тоже достанутся колбаса,
кости и каша (доволен дворовый пёс,
видевший много на свете недобрых душ).

— Здравствуйте, Нина Петровна! Ну как ваш муж?
— Память подводит... провалы, ещё фиброз.
Помнишь, когда-то он яблони мог сажать,
ныне скворечник берёзовый смастерил
(вместе с внучатами) – еле хватило сил.
Он говорит: «Поскрипим, коль жива душа».
Шутит, бодрится и с нежностью по утрам
кормит у нас на балконе смешных синиц.

…Многоэтажки зажгли маяки-огни,
лишь не торопится к ужину детвора.
Дочь на асфальте рисует колосья ржи,
я помогаю: вношу бирюзу небес.
Господи, если повсюду война, но здесь,
в нашем районном мирке, пусть не смолкнет жизнь.