...когда замираешь от ужаса на площади Мужества... (С)
Когда ледяная Нева от шуги пестра, и гложут Петрополь метели буйные страсти, по Марсову полю скитается тень Петра, уже безлошадная, памятная - отчасти: ведь памятник грозный отлит не ему - коню, и шуба с плеча благодарной Императрицы - копытному другу, а Пётр гуляет ню, и только Евгению в строгом мундире снится. Метель завывает и прыгает во дворы с изящною грацией нежно-снежного барса. Бредёт император, гляделки его добры, он пастью бескровной старается улыбаться. Но всё же сочувствия в бронзовом теле нет, слезу не пустить, не доплюнуть до урны смачно, и встречному кренделю Пётр басит: "Привет! Сымай-ка шинелку, нечаянный друг Башмачкин!" А утро забрезжит - пора приличных особ, теснится по Невскому публика занятая... Глядит полисмен: на участке его - сугроб: снежинки пушисто Акакия заметают...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
*** По сонному Питеру где-то под Рождество Скитался поэт в беспричинных поисках счастья. Как водится, был поэт нездрав головой - Поскольку с Нового года тверёз... отчасти.
И был сочинитель в скабрезном обличье — «ню», (Видали среди зимы вы такое диво?). Намедни он дал пальто чужому коню, Чтоб тот на вопросы «кто?» отвечал правдиво.
Неведом поэтовым зенкам добра предел: И шляпу, и свитер дал копытному лоху... А кто потом до кальсонов его раздел, Признаться, поэт и сам уже помнил плохо.
А в городе славных легенд и кошмарных снов, И очень добрых бронзовых государей Пурга расплясалась - с «нежностью» тех слонов, Что в Индии жаркой врагу махараджа дарит.
Увидев прохожего, поднял наш лирик вой: «- Продрог я, Акакий! Шинельку бы мне, любезный!!!» И тут на стенания выполз городовой: «- Нельзя побираться здесь!.. Ну, пойдем, болезный!..»
По сонному Питеру где-то под Рождество
Скитался поэт в беспричинных поисках счастья.
Как водится, был поэт нездрав головой -
Поскольку с Нового года тверёз... отчасти.
И был сочинитель в скабрезном обличье — «ню»,
(Видали среди зимы вы такое диво?).
Намедни он дал пальто чужому коню,
Чтоб тот на вопросы «кто?» отвечал правдиво.
Неведом поэтовым зенкам добра предел:
И шляпу, и свитер дал копытному лоху...
А кто потом до кальсонов его раздел,
Признаться, поэт и сам уже помнил плохо.
А в городе славных легенд и кошмарных снов,
И очень добрых бронзовых государей
Пурга расплясалась - с «нежностью» тех слонов,
Что в Индии жаркой врагу махараджа дарит.
Увидев прохожего, поднял наш лирик вой:
«- Продрог я, Акакий! Шинельку бы мне, любезный!!!»
И тут на стенания выполз городовой:
«- Нельзя побираться здесь!.. Ну, пойдем, болезный!..»
Петр особенно порадовал)
Улыбнуло.