Жизнь больше не станет блаженство дарить.
Кровавые пятна видны на полу.
В камине агент ковыряет золу.
«Пропала Мари! Не вернётся Мари!»
Разносчик газет прокричит на углу.
Исчезла Мари не в четверг, не вчера.
Она здесь была и была не одна.
Вверх дном – всё, что было в её номерах.
Перины разодраны в пух или в прах.
На кресла набрызганы пятна вина.

И мифы творят небывалый фурор.
И бродят по улицам шорох и шум:
Встречался как будто бы с ней прокурор.
С ней ссорились прачка, кухарка и вор.
Подглядывал будто за ней местный шут.
Как будто бы в речке прощупали дно,
И трость извлекли из бездонных глубин,
А тростью ей мог пригрозить господин!?
Хоть запах духов испарился давно,
Но там же был найден платок кружевной.

За полночью шёл наступающий день,
И все говорили, что там под мостом
Стояла она и крутила зонтом,
Кормила с руки молодых лебедей
В тумане гипюровом и золотом.
Всем виделось, будто всходила на мост.
Волну наблюдала, теченья толчки,
И в воду как будто роняла очки
(Простите, лорнет) и платок, но не трость,
Зачем же ей трость, если ноги легки?

Улики невнятны, нет трупа Мари.
Полез кто-то в воду, бесстрашен и наг,
Где шляпка Мари не качалась в волнах.
Констебли с собаками шли во дворы,
Но там не нашёлся ни киллер, ни враг.
Мари не вернулась домой на заре,
И завтрак с утра испустил свежий дух.
Был ужин не съеден, не тронут обед.
«Шута след исчез, как и пристава след,
Как след детектива, а может быть двух».

Разносчик газет распустил этот слух...