Говорят, у мужчин не бывает такого,
Но, когда пыль веков из учебников тряс,
Мне щипало глаза на полях Куликовых
От пробитых навылет, изрубленных ряс.

Были детские сны, за ночь по два и по три –
Лик Христа на хоругвях московских полков,
И мечи у принявших монашеский постриг,
А доселе обычных, как все, мужиков.

Им бы в сумрак церквей – за спасенье молиться,
Заменить бы молитвами бред ворожбы,
А они шли на брань, осенив у божницы
Троекратным крестом бесшеломные лбы.

Обжигал мои уши их шёпот горячий:
«Дай же ратникам, Боже, победы в бою,
Встань с мечом и щитом с нами рядом, иначе
Не познать нашим ворогам славу твою».

Злое ржанье коней, с треском сломаны копья,
Что-то острое жарко вонзалось мне в грудь…
Просыпался от взглядов чужих, исподлобья,
Но хотелось вернуться, хотелось заснуть.

Возвращался туда, где, роняя лик божий,
Уходил к праотцам новоявленный гридь.
Прорубаясь к нему, я был ранен, но всё же
Возле самых копыт смог хоругвь подхватить.

И теперь уже сам, бесшеломный, бесстрашный,
Осенённый крестом и с крестом на груди,
Потерявший друзей в кутерьме рукопашной,
В поредевших полках шёл с Христом впереди.

Я из детства пришёл к куполам золочёным,
Божьей волей не брань – схима доля моя.
Там, открывшись крестам, в облака облаченным,
Разметались мои Куликовы поля.

Гридни (ед. ч. «гридь») — в Древней Руси княжеские дружинники, телохранители князя.