«Мир ограничен диваном, окном, часами»
© Koterina

— Слушай сюда, лягушонок… — сказал и долил вина.
— Вряд ли, конечно, сумеешь уныние разогнать,
просто дождливо сегодня,
и с вечера до утра —
ты, бессловесный приятель…
иллюзии…
Хванчкара.

Ливень шептал, лягушонка сидела, оцепенев,
пламя свечи отражалось
в глазах,
в зеркалах,
в окне,
тени метались по стенам, таращились из углов.

— Может, малыш, не случайно сюда меня занесло?
Тем, что имеет, привычно бродяга не дорожит,
время устало стекает с ладоней под стук копыт.
Днём-то неплохо…
вот ночью накатит, лишая сна:
гложет беззубой собакой несносная тишина.

Было, всё было:
и дом,
и семья за большим столом.
Только обрыдло хозяйство да мирное ремесло,
вдруг поманили дорога, далёкие берега:
сам не пойму — от чего убегал и кого искал…

Встал,
пятернёй разлохматил нестриженные вихры:
— Ладно, прилягу пойду… прощевай, лягушачий прЫнц.

Кончился дождь,
зазвездило на небе,
взошла луна.
Блик светло-жёлтый упал в недопитый бокал вина,
стылый сквозняк погасил догорающий фитилёк…

Шкурка лягушкина щёлкнула,
треснула поперёк,
плюхнулась смачно в пустую тарелку из-под рагу.

— Ох насмешил, человек, успокоиться не могу, —
молвила женщина.
— Есть ли на свете тебя дурней?
Что можешь знать об унынии или о тишине?
Сколько скитался, пока загрустил о родном селе?

Я в развалюхе лесной разменяла сто сорок лет.

К «Литерному сапсану-2»