Отложен лунный серп. Теперь-то мы споём
Про письма на воде, про дальний теплый дом,
Про то, как мы пожать хотели небо звëзд,
А вышло лишь кусать самих себя за хвост.
Как больно нам смотреть, но пляска на костях
Собратьев всё идёт, взвивая лисий прах.
Как жарко их искал, как холодно стрелял
Охотник, что забрёл на лисий перевал.
А было время — в лес входил он, был, как свой,
Лежал в густой траве он с женщиной-Лисой.
Тогда любовь была основа всех основ.
Скулит и жив и мёртв, и тот, кто меж миров.
И когти на руках чернее тьмы самой,
Нам всё сложней вернуть начальный облик свой.
На стрелы для семьи он плавит серебро.
Кто человек из нас и кто теперь — зверьё?
Нам петь бы перестать, что силы есть — завыть
И под серпом Луны охотника загрызть,
Почуяв кровь и пот, почуяв час лисы,
Вспороть его живот и в чаще погрести.
Мы рвали плоть отца. Смешались рык и стон,
В крови — своей, чужой — лежали мы, а он
Издал последний вздох, когда его стрела
В последнем из сынов покой свой обрела.
Окончен данс макабр. Теперь-то отдохнут.
И зверь, и человек отыщут свой приют.
Там травы шелестят и шепчут камыши:
«Им некуда спешить. Они уже пришли».