Буря (буран? или что-то там) небо кроет – Видимо, матом. А чем еще небо крыть, Если оно, стыло-серое и сырое, На праздник зажало звездной своей икры. Холодно, холодно. В мягкий диванчик хочется. А где тот диванчик? А не было никогда. И сбудется пьяной мамки твоей пророчество – Тебя в подворотне когда-то найдет кабзда.
Нежданчиком, в самый разгар жития-недостроя, Будто электрик, в ауре света весь, К тебе подойдет подтянутый рептилоид И спросит: «Курить не найдется? а выпить есть?.. Да не трусись ты, как моська по бездорожью, В тебе ни гроша, ни крови уж нет, поди?» А у него в голове – грузовик с мороженым, И урановый стержень пылает в его груди.
Как схватит он чистой лапой тебя за шею, Как ухмыльнется зубьями от пилы! – Вспомнишь многоэтажно того кощея, Что продавал тебе смерть на конце иглы. Только вздохнет сочувственно ящер вежливый, Откусит башку осторожно, почти любя… Кто-то, одумавшись, звезды на небо вешает. Ой, горячо-то как… Вот и нашли тебя.
Ой, горячо-то! Как в луже со звёздной кашей! Рядом не видно ни фабрики, ни жилья. Только осколки от жизни тогдашней нашей, где бытие ценилось сильней битья. И звероящеры не бороздили небо, пряча в желудках кащеевых игл запас. Мысль "Вот бы шкуру сберечь!" нелепа. Мягкий диванчик ещё никого не спас. Вытащат... После - бетонным пледом... В плошке с кровавой подливой из слёз-соплей ты отойдёшь неоплаканный, неотпетый, хоть матерись, хоть овцой очумелой блей. Лучше смирись, о душе помолчи, подумай. Спорить с кабздой бесполезно, она глуха. Перегниёшь, превратишься в полезный гумус. Нынешнмй ад равнодушен к твоим стихам. Взрывов хотелось? Скелеты в шкафу скучали? Что ж, получи. Всё, что злило, пора принять. В прошлом, мой принц, зарифмованные печали. И житие-недострой. И кащей. И я.
М-да... Я как-то наткнулась на труп. Возле деревянного сортира за бараком. Передоз. Собака не давала к тому трупу подойти. Охраняла. Не понимала ничего, бедняга. Жалко собаку. Всё почти как у Вас в стихотворении. Здравствуйте, Алекс. :)
Мне приходилось. По роду деятельности. :) А собаки разные бывают. Всё чаще брошеные бродячие в стаи сбиваются и мстят. Виновникам их беды, как они полагают. Это печально.
Рядом не видно ни фабрики, ни жилья.
Только осколки от жизни тогдашней нашей,
где бытие ценилось сильней битья.
И звероящеры не бороздили небо,
пряча в желудках кащеевых игл запас.
Мысль "Вот бы шкуру сберечь!" нелепа.
Мягкий диванчик ещё никого не спас.
Вытащат... После - бетонным пледом...
В плошке с кровавой подливой из слёз-соплей
ты отойдёшь неоплаканный, неотпетый,
хоть матерись, хоть овцой очумелой блей.
Лучше смирись, о душе помолчи, подумай.
Спорить с кабздой бесполезно, она глуха.
Перегниёшь, превратишься в полезный гумус.
Нынешнмй ад равнодушен к твоим стихам.
Взрывов хотелось? Скелеты в шкафу скучали?
Что ж, получи. Всё, что злило, пора принять.
В прошлом, мой принц, зарифмованные печали.
И житие-недострой. И кащей. И я.
Всех жалко (
Здравствуйте, Алекс. :)
ну, я таких трупов не встречал, только собак, но мы с ними неплохо понимали друг друга))
И неожиданно много чувства