В деревне объявили карантин. Пришли гонцы, прокаркали приказы. Нельзя теперь ни выйти, ни войти, пока не успокоится зараза. Селяне, покалякав, разбрелись – черешня и смородина поспела. А вирус... Как-то был один надысь. Пришёл-ушёл, кому какое дело. На пятый день, не зная про закон, попахивая дёгтем и бензином, в деревню, словно смерч, влетел дракон и приземлился возле магазина. Воздев артритом скрюченную длань, он заявил решительно и смело:
– Крестьяне, я пришёл. Платите дань. Тащите самогонку, кур и девок.
На шум сбежались жители села и увидав летающего гада, взмолились: мол, такие вот дела, приказ у нас, печалька и засада. По всем вопросам надо в сельсовет. Там бабка-секретарь и председатель дадут тебе, зелёному, ответ. Лети туда. Туда тебе, приятель. Дракон был дуралей, но не дебил. Без лишних слов и бесполезных прений взлетел и стал наматывать круги вокруг администрации деревни. Глава, понятно, тёртый был мужик, видавший упырей, чертей и леших. Он посмотрел в окно на виражи и в центр отправил голубя с депешей. Паршивец сел, бензиново сопя. Спалил забор, и до пожара ветхий, вошёл во двор, где четверо ребят его накрыли рыболовной сеткой. Под вечер прикатил учёный муж, взглянул на то ли зверя, то ли птицу, затем прочёл приказ от неких служб и уволок несчастного в столицу. На пятый день потрёпанный гонец прошамкал, что для жителей деревни в награду отменили, наконец, налоги на черешню и коренья...
Тому, что было, тесно взаперти. И рвётся иногда не там, где тонко. Не унывай – и вирус улетит. Да и дракон... была бы самогонка.