Качаются от ветра города, столбы, деревья, брошенные гнёзда, прогорклое урочище пруда с кусочком хлеба, что был уткам роздан. И кормится с ладони сентября король теней, армаду собирая. Кукушки сонно в часиках трындят, но ты, ещё по-летнему живая, в объятья улиц убегаешь днём, а ночь... а ночь не оставляет шанса стать до утра адамовым ребром, иль черепком отколотым фаянса слепой луны. И стёрты навсегда, как сапоги германских пехотинцев, столбы, деревья, гнёзда, города и птицы след подушечкой мизинца. За утомлённой впалостью окон линует дождь трамвайные вагоны. Уже вгрызается со всех сторон янтарный клык в любимый твой, зелёный. И замедляет сердце свой разбег до спелости неспешной ежевики - по ягодке. И наступивший век, как подворотня немощно-безликий.
***
Таёжник. Пародия. . Врезалась в звезду!
Я утром шла к урочищу пруда с кусочком хлеба для подкормки уток, как вдруг в пруду запенилась вода, деревья заскрипели как-то жутко.
Ещё качнуло! Ух! Ещё сильней! посыпались с деревьев птичьи гнёзда, как будто пребываю в жутком сне - взлететь осталось, врезываясь в звёзды!
Волна в пруду взмывала высоко, выбрасывая нА берег гостинцы - калоши, ил, кастрюлю с черепком и сапоги германских пехотинцев.
Во мне кипела ярость новых строк, они клыком янтарным рвали душу, слепой луне вгрызались в жёлтый бок, дробя её фаянсовую тушу.
Скорее в дом! В покой и тишину, где двум кукушкам в часиках трындится, чтобы припав к усталому окну, писать шедевр подушечкой мизинца…
Стих, на который написана пародия, очень даже хорош!