Я шел извилистым каньоном Холодной ночью и один. Я ощущал себя Вийоном И думал грабить магазин. Но вдруг услышал ритмы танго И поглядев на небеса, Я в них увидел Пеликанга, Чьи крылья, словно паруса, Его несли, как бригантину, Среди созвездий и комет И он пропел: «Скажу, как сыну: Твое призвание - поэт! Мы, Пеликангов белых стая, Храним от зла прохожий люд». И он, небесных рыб хватая, Раскрыл свой широченный клюв. Потом, довольный, вытер губы И продолжал свой бенефис. Он был суровый, но не грубый, И гениальный, как арфист. Читал морали, наставленья. И жизни праведной учил, И отгонял от преступленья Без объяснения причин. Он добрым был и благородным, Парил, как айсберг, в вышине, И вдруг, прекрасным и свободным С небес он ринулся ко мне…
Я с ним живу в верховьях Ганга, Я капитан второго ранга, Пишу стихи, пляшу фанданго И знаю: выше счастья нет, Чем после страстного фанданго Держать на ручках Пеликанга, Который, кушая трепанга, Урча диктует мне сонет.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
"И гениальный, как арфист." (Ю.Борисов)
Штурмуя струны ежедневно, Мозоль на пальцах нарастив, Ругаясь вдрызг с Еленсергевной, (Мой концертмейстер-негатив), Пытаясь в нотах Нино Роты Найти глубокий смысл и мысль, Я так ждала своей свободы, И вдруг, откуда ни возьмись... Стихи Борисова. О горе! Мои труды сошли на нет. Ведь гениальность априори Борисов обеспечил мне!
Маленькая орнитологическая справка: Борисов никого не скрещивал. Это существо он увидел случайно. Оно уже как бы было. Но его никто не воспел, не удосужился вот. А Борисов удосужился, а скрещивание здесь не при чем.
Хорошая работа какая))). Да, вполне вероятно, что это его рук дело.
Но я вдруг вспомнил одну фразу: Борис...ой. то есть Паниковский пил наравне со всеми, но о Боге не высказывался Он не хотел впутываться в это спорное дело. (с)
Поэт, Вийона даже круче, пусть не стихами, так душой, шёл с Рабиновичем под ручку - по делу и на дело шёл, шарф, на есенинский похожий, на шею туго накрутив, - и в небесах рыдал тревожно то ли арфист, то ли альтист, и жались в панике трепанги, предчувствуя свою судьбу, а финн и гордый внук варягов тунгус, и друг тунгуса бур готовились назвать поэта - но было слов не подобрать, и реял вестником рассвета крылатый кто-то до утра
Шагал поэт, в мозгу работа Кипела просто как бульон, И в небесах крылатый кто-то Его окликнул: «Эй, Вийон!» Он поглядел, и вмиг раздумал Старушек гробить, грабить банк, И он свой нож в карман засунул И крикнул в небо: «Пеликанг!». Его душа теперь сияет, Крылатым кем-то спасена, Он сочиняет, сочиняет, В его душе царит весна. Благодарю, крылатый кто-то, За зло, погасшее внутри, Но дай свое хотя бы фото Увидеть, черт тебя дери! Он так и не узнал, несчастный, Что влезший на вершину скал Себя коварный Рабинович За Пеликанга выдавал.
Погасло зло и в воды Ганга Нырнуло, как простой трепанг. К Вийону крылья Пеликанга Взывали и звала тропа В безумья девственные дебри, Где перекаченный мустанг С собою сам сражался в дерби И заблудился Пеликанг. Поэт страдал и хмурил брови, В мозгу высокий строя дот: А вдруг и там ждёт Рабинович, А вместе с ним и дело ждёт? Вийон насыпал кофе в турку, В духовке подпалил дрова, Потом печально пел про Мурку, А кто-то в супе подпевал.
А кстати, Мурка, как ни странно, Была прекраснейшим самцом, Его назвали так, поскольку Тот кот был с женственным лицом. Услышав пение из супа, Вийон, кряхтя, достал кота И мазью (впрочем, очень скупо) Помазал там, где краснота. Да, видно, встреча с Пеликангом, В него вселила доброту. Он нацепил фуражку с кантом, Он заимел свисток во рту. Он стал охранником порядка В долинах Ганга и Невы, При нем ворам жилось несладко, И не сносили головы Другие дети зла и ночи, Сошли в Аид по одному. И даже тот, коварный очень, Сам Рабинович сел в тюрьму.
(Ю.Борисов)
Штурмуя струны ежедневно,
Мозоль на пальцах нарастив,
Ругаясь вдрызг с Еленсергевной,
(Мой концертмейстер-негатив),
Пытаясь в нотах Нино Роты
Найти глубокий смысл и мысль,
Я так ждала своей свободы,
И вдруг, откуда ни возьмись...
Стихи Борисова. О горе!
Мои труды сошли на нет.
Ведь гениальность априори
Борисов обеспечил мне!
Непредсказуемый скрещиватель, однако, этот Борисов. Как он их так смог?)))
Да, вполне вероятно, что это его рук дело.
Но я вдруг вспомнил одну фразу:
Борис...ой. то есть Паниковский пил наравне со всеми, но о Боге не высказывался Он не хотел впутываться в это спорное дело. (с)
пусть не стихами, так душой,
шёл с Рабиновичем под ручку -
по делу и на дело шёл,
шарф, на есенинский похожий,
на шею туго накрутив, -
и в небесах рыдал тревожно
то ли арфист, то ли альтист,
и жались в панике трепанги,
предчувствуя свою судьбу,
а финн и гордый внук варягов
тунгус, и друг тунгуса бур
готовились назвать поэта -
но было слов не подобрать,
и реял вестником рассвета
крылатый кто-то до утра
Кипела просто как бульон,
И в небесах крылатый кто-то
Его окликнул: «Эй, Вийон!»
Он поглядел, и вмиг раздумал
Старушек гробить, грабить банк,
И он свой нож в карман засунул
И крикнул в небо: «Пеликанг!».
Его душа теперь сияет,
Крылатым кем-то спасена,
Он сочиняет, сочиняет,
В его душе царит весна.
Благодарю, крылатый кто-то,
За зло, погасшее внутри,
Но дай свое хотя бы фото
Увидеть, черт тебя дери!
Он так и не узнал, несчастный,
Что влезший на вершину скал
Себя коварный Рабинович
За Пеликанга выдавал.
Нырнуло, как простой трепанг.
К Вийону крылья Пеликанга
Взывали и звала тропа
В безумья девственные дебри,
Где перекаченный мустанг
С собою сам сражался в дерби
И заблудился Пеликанг.
Поэт страдал и хмурил брови,
В мозгу высокий строя дот:
А вдруг и там ждёт Рабинович,
А вместе с ним и дело ждёт?
Вийон насыпал кофе в турку,
В духовке подпалил дрова,
Потом печально пел про Мурку,
А кто-то в супе подпевал.
Была прекраснейшим самцом,
Его назвали так, поскольку
Тот кот был с женственным лицом.
Услышав пение из супа,
Вийон, кряхтя, достал кота
И мазью (впрочем, очень скупо)
Помазал там, где краснота.
Да, видно, встреча с Пеликангом,
В него вселила доброту.
Он нацепил фуражку с кантом,
Он заимел свисток во рту.
Он стал охранником порядка
В долинах Ганга и Невы,
При нем ворам жилось несладко,
И не сносили головы
Другие дети зла и ночи,
Сошли в Аид по одному.
И даже тот, коварный очень,
Сам Рабинович сел в тюрьму.