Болтаем о ботанике. Ботнический залив. Целуешь ты меня почти вслепую. И я, от удивления зубастый рот раскрыв, Тебя куда-то в область глаз целую.
На тоненькой ручоночке болтается браслет, Изделие коварного Востока. Под нами извивается, елозит бересклет, Над нами облака плывут высоко.
Под нами, повторяю я, елозит бересклет, Но я его практически не вижу, И я, как ты, от старости, фактически, скелет, И рук моих дряхлеют пассатижи.
Из трех моих голов в нормальном виде лишь одна, Которая других на год моложе, Но и она, напомню вам, не видит ни рожна Хотя на ней свежа довольно кожа.
Для пущего усердия я дергаю ногой, А ты куда-то лезешь так потешно. Вот, скажут, мол, Горыныч здесь с несчастною Ягой Пытались вспомнить юность безуспешно.
Мы инвалиды бедные, и нам так много лет. Единственный наш путь – любовь вслепую. Мы можем только чувствовать зеленый бересклет И вяло нюхать складчатую тую.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Все комментарии:
Категорически не согласна с вашей версией! Предлагаю подлинную историю: Болтаем о ботанике. Сибирское плато. Лежим на мягком мшанике, целуемся (а что?) Для нас обычай сказочный написан, лучше нет. Живем вполне порядочно, но красочней вдвойне. Живем века, не старимся, - диета, воздух, бег… Лежим на мху и радостно глядим порою вверх… Болтаем о ботанике. Над нами облака Летят, блюдя динамику, любуясь на луга. Целуемся… - Головушки, по очереди, эй! Ягушенька, зазнобушка, ну что ты – не зверей. А хочешь мухоморчиков, туриста ли припру?.. Скажи и всё, что хочешь ты, к ночи или к утру! - Тоска в ноге буравится, вчера сказали тут, Яга не может нравиться, с такими не живут! - Ну вот – кого ты слушаешь? Писаку из пройдох? Для нас, ей-ей, ты лучшая, не врём, увидит бог! - Смеётесь? Зря! А сказочник, наврал про вас троих - Сказал на свадьбе давеча, что Змей – мутант и псих. Пугают нами люди-то детишек на ночь, вот, Едим мы их, как будто бы, и нет других забот. - Вот горе - горе горькое, писака-то злодей! Какая весть недобрая, как жить, ведь мы не зверь! Людишек чтобы?.. Отроду! Ну, рыбку иль курей! Резвились, помним, смолоду в кругу богатырей, Народу больно нравилось... Что делать будем,а? Ведь ты у нас красавица и мы... не то, что там! * Болтаем о писателях. Сибирское плато Под нами тихо катится, горбатится хребтом... - Горыныч, что за глупости? Давай уже домой! Летим. Порой целуемся... - Яга, а что с ногой!?..
От удивления разинув рот Спросил Кощей – что занесло тебя сюда? Яга ответила ему – беда! Я только - в ступу, террорист - на борт… Лети, старуха, щас же на Буян - Сподвижники меня давно там ждут, А то в лесах я задержался тут Весь мхом зарос, как русский партизан. Но ступа дотянула лишь едва До Швеции, и вот теперь я тут, Всё думаю, когда меня спасут??? А вот и ты, Кощеюшко, ура!!! Взялася звать Кощея под венец, Да жарко обнимать и цаловать... В исходнике ведь было... про кровать?)) Пожалуй, тут и сказочке конец.
Кому то мил Горыныч, а твой взор Кощей, смотрю, притягивает крепко. Конечно: голова одна и кепка Моднейшая, и синий-синий взор. Что стар, так и Горынычева свежесть Не ландышами пахнет – лебедой. Короче, милый, модный, молодой, Ну прям-таки не нечисть он, а нежность. Одна беда – ревнив и партизан, Хотя и политически бездарен, Но любит до сих пор и счастье дарит Яге, русалкам, прочим куртизан… Молчу-молчу, хоть сага про кровать, Как подсказала мне сейчас Елена. Они вместились в ступу постепенно И начали огонь разогревать Своей любви, пока неугасимой. Яга от страсти крикнула над Лимой. Горынычу осталось ревновать.
Горын – соперник? Право же, смешно! Кощей, конечно, не совсем красив, Костляв слегка и глаз чуть-чуть косит, Но обаянья вовсе не лишён. Богат, успешен и беесмертен он! Но бабка-ёжка тоже недурна. Чуток похожа на меня она… Ну что ты, Юр? Не веришь? Фотка вон…))) Нежна, скромна и (в меру) юморна. Такую ёжку каждый бы хотел. Не зря за нею Коша прилетел В залив, где не видать ни зги, ни дна…
Да за такой и Саныч бы прибег, Отечественный русский домовой, Знаток Елен…точнее разных Ёг, Все у него в порядке с головой. Он мастер хоть куда – заделать тын, Чтобы хорек в курятники Яги Забраться – даже думать не моги. И чтобы бык Яговый не простыл, Ему на шею шарфики вязать, Используя мохер и кашемир. Ему Яга – одна как целый мир, Особенно лукавые глаза.
Кто ентот Саныч, познакомь-ка, Юр. Я разбираюсь в домовых не оч… А то хорьки шныряют цельну ночь, А чуть забрезжит, смотришь - нету кур. Лукавым глянуть хоть бы раз глазком, На молодца, что на руки горазд… Чтоб шилом мог, умел бы молотком И, ясный пень, чтобы… не пед…аст.))))
Ты говоришь, что в домовых – профан? Но по последней строчке я сужу, Что очень часто Ленкин сарафан У домовых видали в гаражу.
Они живут компанией мужской, Поэтому бывает сбой такой…
Но вот наш Саныч - истинный мужик, Он женщин любит – больше никого, А молотком он так стучать привык, Что в доме невозможно без него. Рубанком он рубанит наотрез И пользуется часто долотом. Ты поняла о чем я, Лена, yes? А вот и не о том, и не о том!
Ну сарафан не показатель, Юра… Ну было дело, каюсь, припекло. Но чтоб кому-то это я назло… Ни в жисть, не та во мне, Яге, натура! А домовому Санычу – привет! Всех благ, любви, семейного уюта! Эх жалко, ентот «домовой» не тута… Эх я б ему пирожных, да котлет!!!)))
А вот понять тебя, не штука, дорогой Намёк немножко непрозрачен твой. Об чём сказал – об этом иль об том… Оставлю я разгадку на потом.)))
Дом неказистый и одноэтажный, Но это, передай ему - неважно. Зато всегда румяны пироги Печёт Яга и в гости ждёт... гы-гы))) И тебе, Юра, спасибо за улыбки!
Кашей в кустах ревнует до сих пор, Любил тебя с младенческой коляски. Ништо, Яга, я дам ему отпор, Когда ты мне подаришь свои ласки. Давно, лет сто, он в эти сел кусты И наблюдает за чужой любовью. Яга, я поднимаю свой костыль, Всегда готовый и к любви и к бою!
Любовь не только не стареет, она улыбчива, что кот. Как танцевали мы со Змеем кадриль, и танго, и фокстрот! Стучали каблучки "цок-цоком" под сенью разномастных туй. Мы истекали нежным соком, и Змей шептал мне: "Не балуй!" Вот и теперь - плевать на складки, ты дорог мне, я - дорога... И пусть на нас двоих, мой сладкий, три зуба и одна нога)))
Любовь нисколько не стареет – Танцует рэп, читает книжки. Яга, у нас с тобой в Корее Рождались милые детишки. Потом перенеслись мы в Чили, У нас рождались индейчата, Мы их неграмоте учили И чтобы бились, как волчата. Я и сейчас, поверь, способен Родить ангольчиков с десяток, Но возраст…Может нам с тобою Заняться щекотаньем пяток?
Перенесу сюда старый эксп). Правда, он слегка дополнен))
Что случилось, трёхглавый? На небе луна, я готовлюсь к полёту. И леший в дозоре. Всё пылает внутри? От чего бы, узнать, если сам уверяешь, что огнеупорен? Вероятно, за дальней деревней в лесу перебрал на досуге безхозных бурёнок? Или смердам устроил опять самосуд, изгаляясь в подпале, шалун извращённый?
Вот зачем притащился с потёртой метлой? Мне подобного хлама вовек не дарили. Ну конечно… Намедни в игре ролевой ты меня херувимом назвал… шизокрылым. Хватит ластиться, чучело, я поняла – испугался, что брошу.. Но стоило рявкнуть, коль явился с поклоном. По-прежнему зла. Не отстанешь сейчас, нарисую добавку. Вспомню всё – от недавних ныряний в трубу (тоже мне Санта Клаус из местной пещеры!) до вчерашних забав с грызунами в зобу, полудохлыми, кстати, от запаха серы.
И заметь, не пеняю на то, что бидон умыкнул из подвала. Надеюсь, не сгинешь: в нём хранила – на всякий пожарный – радон. Лучше в зеркало глянь – уже светишься синим. За собой оставляешь сугробы золы – маскируешься плохо, вулкан-недоделок. Впрочем, можно найти и за что похвалить, от восторга и вправду едва не сомлела. Помнишь рыцарей? Знатную горку сложил из одних черепушек, поправ саркофаги. Красота! Хоть терпеть не могу я мазил, но ты - мастер, Горыныч, второй Верещагин.
Из-за этой нетленки закрою глаза на твои файер-шоу… Кончай куролесить… И не вздумай совать листолазов в казан. Не прощу тирании - отправишься к бесам.
Ты еще молода. Восемьсот – это так... Мартин Лютер хватал за коленки. Папа Римский, какой-то не помню, снимал с тебя пенки, ты привыкла любовь продавать за пятак или гривенник, да?
Что же после любви? К инквизиторам шла на поклон. Говорила: "Нет, это не я, это та, с переулка Мальяццо". Ей огонь, ей полон, ну а мне – оставалось смеяться. И на новые подвиги снова лететь. Се ля ви.
Так и встретились мы. Ты заманчиво скинула саван. Я небрежно халат свой набросил на Ной-Бранденбург. Снизу бюргеры с криком «Горынычу с Бабою слава!» вместо флагов в Меркурий свои упирали штаны. Три мои головы – Леонардо, Ян Гус, Боттичелли. Три твои головы – Ковалевская, Д”Арк и Кюри, ты садилась ко мне на колени, точней говоря, на качели и любила трехкратно меня над Василием нашей Москвы. Я не буду рассказывать, Баба, все наши задумки. Помню только свой крик и твои коготки кое-где. Бедный Грозный смотрел в небеса, кушал теплые сдобные булки и, беря с нас пример, жен постылых топил в минеральной воде.
Болтаем о ботанике. Сибирское плато.
Лежим на мягком мшанике, целуемся (а что?)
Для нас обычай сказочный написан, лучше нет.
Живем вполне порядочно, но красочней вдвойне.
Живем века, не старимся, - диета, воздух, бег…
Лежим на мху и радостно глядим порою вверх…
Болтаем о ботанике. Над нами облака
Летят, блюдя динамику, любуясь на луга.
Целуемся… - Головушки, по очереди, эй!
Ягушенька, зазнобушка, ну что ты – не зверей.
А хочешь мухоморчиков, туриста ли припру?..
Скажи и всё, что хочешь ты, к ночи или к утру!
- Тоска в ноге буравится, вчера сказали тут,
Яга не может нравиться, с такими не живут!
- Ну вот – кого ты слушаешь? Писаку из пройдох?
Для нас, ей-ей, ты лучшая, не врём, увидит бог!
- Смеётесь? Зря! А сказочник, наврал про вас троих -
Сказал на свадьбе давеча, что Змей – мутант и псих.
Пугают нами люди-то детишек на ночь, вот,
Едим мы их, как будто бы, и нет других забот.
- Вот горе - горе горькое, писака-то злодей!
Какая весть недобрая, как жить, ведь мы не зверь!
Людишек чтобы?.. Отроду! Ну, рыбку иль курей!
Резвились, помним, смолоду в кругу богатырей,
Народу больно нравилось... Что делать будем,а?
Ведь ты у нас красавица и мы... не то, что там!
*
Болтаем о писателях. Сибирское плато
Под нами тихо катится, горбатится хребтом...
- Горыныч, что за глупости? Давай уже домой!
Летим. Порой целуемся...
- Яга, а что с ногой!?..
Спросил Кощей – что занесло тебя сюда?
Яга ответила ему – беда!
Я только - в ступу, террорист - на борт…
Лети, старуха, щас же на Буян -
Сподвижники меня давно там ждут,
А то в лесах я задержался тут
Весь мхом зарос, как русский партизан.
Но ступа дотянула лишь едва
До Швеции, и вот теперь я тут,
Всё думаю, когда меня спасут???
А вот и ты, Кощеюшко, ура!!!
Взялася звать Кощея под венец,
Да жарко обнимать и цаловать...
В исходнике ведь было... про кровать?))
Пожалуй, тут и сказочке конец.
Кощей, смотрю, притягивает крепко.
Конечно: голова одна и кепка
Моднейшая, и синий-синий взор.
Что стар, так и Горынычева свежесть
Не ландышами пахнет – лебедой.
Короче, милый, модный, молодой,
Ну прям-таки не нечисть он, а нежность.
Одна беда – ревнив и партизан,
Хотя и политически бездарен,
Но любит до сих пор и счастье дарит
Яге, русалкам, прочим куртизан…
Молчу-молчу, хоть сага про кровать,
Как подсказала мне сейчас Елена.
Они вместились в ступу постепенно
И начали огонь разогревать
Своей любви, пока неугасимой.
Яга от страсти крикнула над Лимой.
Горынычу осталось ревновать.
Право же, смешно!
Кощей, конечно, не совсем красив,
Костляв слегка и глаз чуть-чуть косит,
Но обаянья вовсе не лишён.
Богат, успешен и беесмертен он!
Но бабка-ёжка тоже недурна.
Чуток похожа на меня она…
Ну что ты, Юр? Не веришь? Фотка вон…)))
Нежна, скромна и (в меру) юморна.
Такую ёжку каждый бы хотел.
Не зря за нею Коша прилетел
В залив, где не видать ни зги, ни дна…
Отечественный русский домовой,
Знаток Елен…точнее разных Ёг,
Все у него в порядке с головой.
Он мастер хоть куда – заделать тын,
Чтобы хорек в курятники Яги
Забраться – даже думать не моги.
И чтобы бык Яговый не простыл,
Ему на шею шарфики вязать,
Используя мохер и кашемир.
Ему Яга – одна как целый мир,
Особенно лукавые глаза.
Я разбираюсь в домовых не оч…
А то хорьки шныряют цельну ночь,
А чуть забрезжит, смотришь - нету кур.
Лукавым глянуть хоть бы раз глазком,
На молодца, что на руки горазд…
Чтоб шилом мог, умел бы молотком
И, ясный пень, чтобы… не пед…аст.))))
Но по последней строчке я сужу,
Что очень часто Ленкин сарафан
У домовых видали в гаражу.
Они живут компанией мужской,
Поэтому бывает сбой такой…
Но вот наш Саныч - истинный мужик,
Он женщин любит – больше никого,
А молотком он так стучать привык,
Что в доме невозможно без него.
Рубанком он рубанит наотрез
И пользуется часто долотом.
Ты поняла о чем я, Лена, yes?
А вот и не о том, и не о том!
Ну было дело, каюсь, припекло.
Но чтоб кому-то это я назло…
Ни в жисть, не та во мне, Яге, натура!
А домовому Санычу – привет!
Всех благ, любви, семейного уюта!
Эх жалко, ентот «домовой» не тута…
Эх я б ему пирожных, да котлет!!!)))
А вот понять тебя, не штука, дорогой
Намёк немножко непрозрачен твой.
Об чём сказал – об этом иль об том…
Оставлю я разгадку на потом.)))
А Санычу я опишу твой дом
Скажу, что ты ему готова хоть сто лет
Готовить завтрак, ужин и обед.
Спасибо, Лен!
Но это, передай ему - неважно.
Зато всегда румяны пироги
Печёт Яга и в гости ждёт...
гы-гы)))
И тебе, Юра, спасибо за улыбки!
И вяло нюхать складчатую тую.
...Шуршанье веток, треск, кряхтенье вслед -
Кощей в кустах. Он до сих пор ревнует.
Любил тебя с младенческой коляски.
Ништо, Яга, я дам ему отпор,
Когда ты мне подаришь свои ласки.
Давно, лет сто, он в эти сел кусты
И наблюдает за чужой любовью.
Яга, я поднимаю свой костыль,
Всегда готовый и к любви и к бою!
она улыбчива, что кот.
Как танцевали мы со Змеем
кадриль, и танго, и фокстрот!
Стучали каблучки "цок-цоком"
под сенью разномастных туй.
Мы истекали нежным соком,
и Змей шептал мне: "Не балуй!"
Вот и теперь - плевать на складки,
ты дорог мне, я - дорога...
И пусть на нас двоих, мой сладкий,
три зуба и одна нога)))
Любовь вечна, Юр)))
Танцует рэп, читает книжки.
Яга, у нас с тобой в Корее
Рождались милые детишки.
Потом перенеслись мы в Чили,
У нас рождались индейчата,
Мы их неграмоте учили
И чтобы бились, как волчата.
Я и сейчас, поверь, способен
Родить ангольчиков с десяток,
Но возраст…Может нам с тобою
Заняться щекотаньем пяток?
Что случилось, трёхглавый? На небе луна, я готовлюсь к полёту. И леший в дозоре. Всё пылает внутри? От чего бы, узнать, если сам уверяешь, что огнеупорен? Вероятно, за дальней деревней в лесу перебрал на досуге безхозных бурёнок? Или смердам устроил опять самосуд, изгаляясь в подпале, шалун извращённый?
Вот зачем притащился с потёртой метлой? Мне подобного хлама вовек не дарили. Ну конечно… Намедни в игре ролевой ты меня херувимом назвал… шизокрылым. Хватит ластиться, чучело, я поняла – испугался, что брошу.. Но стоило рявкнуть, коль явился с поклоном. По-прежнему зла. Не отстанешь сейчас, нарисую добавку. Вспомню всё – от недавних ныряний в трубу (тоже мне Санта Клаус из местной пещеры!) до вчерашних забав с грызунами в зобу, полудохлыми, кстати, от запаха серы.
И заметь, не пеняю на то, что бидон умыкнул из подвала. Надеюсь, не сгинешь: в нём хранила – на всякий пожарный – радон. Лучше в зеркало глянь – уже светишься синим. За собой оставляешь сугробы золы – маскируешься плохо, вулкан-недоделок. Впрочем, можно найти и за что похвалить, от восторга и вправду едва не сомлела. Помнишь рыцарей? Знатную горку сложил из одних черепушек, поправ саркофаги. Красота! Хоть терпеть не могу я мазил, но ты - мастер, Горыныч, второй Верещагин.
Из-за этой нетленки закрою глаза на твои файер-шоу… Кончай куролесить… И не вздумай совать листолазов в казан. Не прощу тирании - отправишься к бесам.
Ты еще молода. Восемьсот – это так... Мартин Лютер хватал за коленки. Папа Римский, какой-то не помню, снимал с тебя пенки, ты привыкла любовь продавать за пятак или гривенник, да?
Что же после любви? К инквизиторам шла на поклон. Говорила: "Нет, это не я, это та, с переулка Мальяццо".
Ей огонь, ей полон, ну а мне – оставалось смеяться. И на новые подвиги снова лететь. Се ля ви.
Так и встретились мы. Ты заманчиво скинула саван. Я небрежно халат свой набросил на Ной-Бранденбург.
Снизу бюргеры с криком «Горынычу с Бабою слава!» вместо флагов в Меркурий свои упирали штаны. Три мои головы – Леонардо, Ян Гус, Боттичелли. Три твои головы – Ковалевская, Д”Арк и Кюри, ты садилась ко мне на колени, точней говоря, на качели и любила трехкратно меня над Василием нашей Москвы. Я не буду рассказывать, Баба, все наши задумки. Помню только свой крик и твои коготки кое-где. Бедный Грозный смотрел в небеса, кушал теплые сдобные булки и, беря с нас пример, жен постылых топил в минеральной воде.