Твои глаза мне заменили мир... Какая восхитительная фраза! (Её сказал Борисов, не Шекспир! Но тут, поверьте, даже ювелир Стекло не отличил бы от алмаза).
Мне заменили мир твои глаза, Иначе б эта фраза не возникла. Забились сердце, мысли, железа, Как будто отказали тормоза Сошедшего с катушек мотоцикла.
Твои глаза мне заменили свет. Я представляю: Лондон, Темза, вечер, Ты встретила Шекспира, и поэт, Увидев глаз немыслимых дуэт, Теряет дар староанглийской речи.
Теперь ему не подобрать слова Для стольких ненаписанных сонетов. «Ромео и Джульетта»? Черта с два! Твои глаза – источник волшебства И в то же время бич больших поэтов.
Доверчиво припав к твоей груди, В беспамятстве шептал Шекспир несмело: «Эй, би, си, ди, и, эф, эй, би, си, ди... Прошу тебя, к Борисову уйди... Иначе миру не видать «Отелло»...
есенина немножко переврав в куске стиха по части лапы джима, я вам сейчас раскрою правду правд: ни глаз таких, ни взглядного нажима ещё ни я отроду не видал, ни целый мир за крайних пять столетий! открой же свой секрет, моя звезда: ты - зомби? ты - вампирша-капулетти? не надо так шутить - "дай укушуууу"... моя ты не возрасту настыра, я с ужасом и трепетом прошу - уйди, уйди! уйди туда, к шекспиру)))
Аня, ведь все было так прекрасно. Поначалу. Но стрелка безжалостно шла и шла. Кто-то сказал: «Аннушка уже купила подсолнечное масло. И не только купила, но даже и пролила».
Я открыл глаза. Тебя рядом не видно. Встал, как обычно, с левой ноги И покатился, вот ведь обидно, Прямо в окошко. «Господи, помоги».
Падал я бомбой в тротиловом эквиваленте Куда-то в рододендроновые кусты, Аня в нарядной розовой ленте Шекспира ловила на крючок вкусноты.
Пахло гренками, авокадо, Ну и конечно яйцом-пашот. «Господи боже, зачем мне надо Видеть, как кормишь ты кого-то еще».
Вильям оплачивает мне лечение, Анна мне носит еду повкусней, Но трудно представить, какое огорчение Приносит мне ее имя – Энн Хатауэй.
перемешались эпохи, меняясь лицами, только яйцо узнавалось в анфас и в профиль. да, энн хатауэй - это точно вам не лисицина: она бы намаслила новую катастрофу
Я жить без глаз любимых не могу, а без грудей и вовсе пропадаю, И с уст моих срывается: «Агу!» когда к ним беззаветно припадаю. Мгновенно зарываюсь головой я между ними, словно страус Эму…
Когда-нибудь о жизни половой я напишу великую поэму!
Твои стихи мне заменили мир… Стекло я отличаю от алмаза. Представь, Борисов, – Лондон, Темза, тир… И ты, попавший в сердце, махом – сразу… Доверчиво припав к твоей груди, в беспамятстве шептала я: «Зараза! Вынь пулю, почитай, не уходи… Иначе я умру, но без экстаза…
Твоя слеза на землю пала сразу, В ней непомерно прячется каратов. Мне жаль тебя. Читаю виновато. Ты говоришь: «Так это ж «Карамазовы. Ты плагиатор, не поэт Борисов». Удар под дых. Слова куда-то делись. Но сочиняю, как лиса Алиса С Базилио валюту честно делит.
Нет людей без пороков, Юра, один был, да сгубили. Триумфален, как Эйзенхайм, у тебя - собственные творческие спецэффекты, это поважнее любой ахиллесовой пяты.
Ломаю петушок зубами нежно, не Кио, но внушаешь людям дрожь: то женщин разрезаешь на манеже, то зайчика из шляпы достаёшь, то фантастично исчезаешь в шторке, причём, она - как камбала, плоска, и возникаешь чудом на галёрке - совсем в других ботинках и носках. Подлобье - соболино-черноброво богато обрамляет страстный взгляд; игрив, умён и прыток в разговорах. Ладошки бедных зрителей болят, "Он - самый честный фокусник, и мудрый", - кивают уважительно слоны. Поклонницы бросают в воздух - губы, когда ты прячешь брокколи в штаны. Eй, брокколи, в штанах - тепло и чисто, ей ощутим артиста каждый шаг. В святой гримёрной иллюзиониста - ночует непрописанный аншлаг) L&L
Мне рукоплещут Рим и Андалузия, Я несравненный иллюзионист. Такой как я возьмет тебя, иллюзия, Разрежет, а потом соединит, Потом возьмет, тобою пожонглирует, Иллюзии придав хвостатый вид. Засунет в шляпу, в шляпе продублирует И в кролика спокойно превратит, За уши он из шляпы стадо вытащит И зрителям раздаст по-одному. Крольчатина….попала, словно кур в ощип, Одни - конфету «Ну-ка отниму», Другие захотят большого бизнеса, А третьи лишь победы «Спартака», А мы друг к другу, милая, приблизимся Под римлян бурные рукоплеска…
Я слушал музыку желез, А рядом Дездемона Со мной игралась невсерьез Остатками лимона. Но кто-то темный, как закат, Слегка похож на мавра, Дал Юре сапогом под зад До острова Суматра.
А оказалось, написал прикольно.
Моя душа предельно неспокойна
За чтением сонета двадцать шесть.
Я на портрет Шекспира посмотрю,
Как Цезарь, весь в крови, смотрел на Брута,
Но чувствую, что где-то к ноябрю
Я не прикольно напишу, а круто!
Спасибо
есенина немножко переврав
в куске стиха по части лапы джима,
я вам сейчас раскрою правду правд:
ни глаз таких, ни взглядного нажима
ещё ни я отроду не видал,
ни целый мир за крайних пять столетий!
открой же свой секрет, моя звезда:
ты - зомби? ты - вампирша-капулетти?
не надо так шутить - "дай укушуууу"...
моя ты не возрасту настыра,
я с ужасом и трепетом прошу -
уйди, уйди! уйди туда, к шекспиру)))
Не с Шипкиным из третьего подъезда,
И я гордился, я лежал без сна,
И называл тебя «моя невеста».
Никак не мог назвать тебя женой.
Кто я и кто Шекспир – сравненья нету.
Ты с ним сейчас резвишься под Луной,
А я смотрю на Красную планету.
Шекспир тебя достоин – слова нет.
Я в грамоте был двоечник со школы.
Щелчок ключа. Ты говоришь: «Привет»
И мне от нервов делаешь уколы.
Теперь спокойно. Сон ползет к глазам.
Сам виноват, что я отнюдь не гений.
Уходим снова. Я к любовным снам.
Шекспир и ты - опять к семейной сцене.
не любит так, как я. не обману -
вот так любил, с оглядкой на луну,
иван бездомный понтия пилата.
а ты опять резвишься в темноте
летучей мышью (всё-таки вампирша!)
а я тебе опять слагаю вирши,
присматриваясь: есть ли рядом тень?
я виноват - не гений и не шипкин,
а где-то между. вот и сон нейдёт.
направо рыпнусь мыслью - идиёт,
налево рыпнусь - мыслится не шибко.
и что причиной? школа иль подъезд?
фамилиё иль красная планета?
и что же дальше будет с "капулеттой" -
как знать, как знать, укусит или съест...
Поначалу. Но стрелка безжалостно шла и шла.
Кто-то сказал: «Аннушка уже купила подсолнечное масло.
И не только купила, но даже и пролила».
Я открыл глаза. Тебя рядом не видно.
Встал, как обычно, с левой ноги
И покатился, вот ведь обидно,
Прямо в окошко. «Господи, помоги».
Падал я бомбой в тротиловом эквиваленте
Куда-то в рододендроновые кусты,
Аня в нарядной розовой ленте
Шекспира ловила на крючок вкусноты.
Пахло гренками, авокадо,
Ну и конечно яйцом-пашот.
«Господи боже, зачем мне надо
Видеть, как кормишь ты кого-то еще».
Вильям оплачивает мне лечение,
Анна мне носит еду повкусней,
Но трудно представить, какое огорчение
Приносит мне ее имя – Энн Хатауэй.
только яйцо узнавалось в анфас и в профиль.
да, энн хатауэй - это точно вам не лисицина:
она бы намаслила новую катастрофу
Где были озера, теперь океаны,
Но нет повестухи печальнее данной –
Как гений Шекспир обманул меня с Анной.
Я жить без глаз любимых не могу,
а без грудей и вовсе пропадаю,
И с уст моих срывается: «Агу!»
когда к ним беззаветно припадаю.
Мгновенно зарываюсь головой
я между ними, словно страус Эму…
Когда-нибудь о жизни половой
я напишу великую поэму!
Как от гепарда, от любви сбегая,
Я вижу, что от платья поясок
С тебя скользит питоном, дорогая.
Мне друг поможет быстро разрешить
Сложнейшую любовную проблему.
Мы будем жить, Маруся, будем жить,
Как с европейской цаплей страус эму.
Заройся в грудь, - твердит мой верный друг,
Не отходя от нас на дециметр, -
Закрой глаза, ласкай предплечья рук,
А если не предплечья – то и это.
Ты приготовь любимой сладкий крем.
Все остальное вам подскажет Брем.
Юра, очень понравилось стихотворение, а концовка до того неожиданная...................)))))))))
А что такое???)
могу ли я давать тебе советы?..
да что там я – и Дарвин, и Линней
гораздо меньше ведали про это…
Вот и стою я рядышком, учась,
как женщину любимую не трусить,
как и какую нужно трогать часть,
лаская эту самую Марусю.
Я вижу в этом деле ты мастак -
ласкаешь три часа без передышки;
теперь и я примерно знаю как
у женщины массировать лодыжки.
Теперь я знаю, что мне делать с ней –
ты, Юра, в общем, круче чем Линней!
Не знал я, что Линней любовный гений.
Подозревал, что он обычный швед,
А не король взаимных отношений.
А Дарвин тоже был большой знаток?
Пленял девиц естественным отбором?
"Как ты умен!" - они кричали хором,
Слезами увлажняя свой платок.
Что до тебя - учись себе ласкать
У женщины ладошки и лодыжки,
Но после первых признаков одышки
Забудь про все и покидай кровать.
Да, чтобы жизнь твоя была длинней,
Не будь в любви безумцем, как Линней!
хранит тебя небесный наш создатель…
но согласись, что в этом мире ты -
как и Линней - естествоиспытатель.
И Дарвин, хоть он нудным был подчас,
известен к естеству большим влеченьем…
с кузиной жил в законном браке Чарльз,
клепал детей до умопомраченья.
Что до меня, то я почти здоров –
по крайней мере нет пока одышки…
и значит я до одури готов
ласкать ступни, ладошки и лодыжки.
Намного веселее плыть в длину -
пока ты ощущаешь глубину!
На Дарвина, Линнея, всяких прочих.
Греби, мой друг,не жми на тормоза
И проводи бессонно дни и ночи.
Да будет вездеходным твой каяк,
Твоё весло - маневренным и крепким,
Да будет гибкой женщина твоя,
Как образец художественной лепки
Ладошки и лодыжки ей погладь,
Погладь ступней и щиколоток пламя.
А что ещё могу я пожелать,
Когда ты занят этими делами?
Вот только на кузине не женись!
Но ты неповторимый дарвинист.
Мои аплодисменты!
Стекло я отличаю от алмаза.
Представь, Борисов, – Лондон, Темза, тир…
И ты, попавший в сердце, махом – сразу…
Доверчиво припав к твоей груди,
в беспамятстве шептала я: «Зараза!
Вынь пулю, почитай, не уходи…
Иначе я умру, но без экстаза…
Ну, Юрра…Смеялась до слёз – довёл таки…
Твоя слеза на землю пала сразу,
В ней непомерно прячется каратов.
Мне жаль тебя. Читаю виновато.
Ты говоришь: «Так это ж «Карамазовы.
Ты плагиатор, не поэт Борисов».
Удар под дых. Слова куда-то делись.
Но сочиняю, как лиса Алиса
С Базилио валюту честно делит.
Иначе миру не видать «Отелло»...
Юра))))))))))))))))))))))))))))))))
Шекспир себе строчит не уставая.
Зато пойми, красавица моя,
Что ты не Дездемона, а живая!
А сердце - вверх и вниз.
Я лишь поэт с пороками,
А не люзионист.
Триумфален, как Эйзенхайм, у тебя - собственные творческие спецэффекты, это поважнее любой ахиллесовой пяты.
Ломаю петушок зубами нежно,
не Кио, но внушаешь людям дрожь:
то женщин разрезаешь на манеже,
то зайчика из шляпы достаёшь,
то фантастично исчезаешь в шторке,
причём, она - как камбала, плоска,
и возникаешь чудом на галёрке -
совсем в других ботинках и носках.
Подлобье - соболино-черноброво
богато обрамляет страстный взгляд;
игрив, умён и прыток в разговорах.
Ладошки бедных зрителей болят,
"Он - самый честный фокусник, и мудрый", -
кивают уважительно слоны.
Поклонницы бросают в воздух - губы,
когда ты прячешь брокколи в штаны.
Eй, брокколи, в штанах - тепло и чисто,
ей ощутим артиста каждый шаг.
В святой гримёрной иллюзиониста -
ночует непрописанный аншлаг)
L&L
Я несравненный иллюзионист.
Такой как я возьмет тебя, иллюзия,
Разрежет, а потом соединит,
Потом возьмет, тобою пожонглирует,
Иллюзии придав хвостатый вид.
Засунет в шляпу, в шляпе продублирует
И в кролика спокойно превратит,
За уши он из шляпы стадо вытащит
И зрителям раздаст по-одному.
Крольчатина….попала, словно кур в ощип,
Одни - конфету «Ну-ка отниму»,
Другие захотят большого бизнеса,
А третьи лишь победы «Спартака»,
А мы друг к другу, милая, приблизимся
Под римлян бурные рукоплеска…
Дам тебе за него Бублик) Лови!)))
утратила - теперь ни бэ ни мэ.
Всё оттого, что ринулась беспечно
читать стихи, что все - не обо мне)))
Подумаешь, не о тебе стихи.
Учи скорее староитальянский –
Не о тебе там ни одной строки!
Мне срочно нужен личный переводчик)))
К тебе несется старый итальянец
Забыл ты разве, ЧТО всего основа?
Но вот зачем, мне до сих пор не ясно -
Ведь он же знает только ново-
итальянский
если бы старость могла..."
Знаешь, махнём-ка в La Scala,
слов поднабраться там для..!
исполненный надежд,
взбухаешь. нервной пулей
несёшься в никуда.
не надо шекспира,
когда есть имя: Юрий
А рядом Дездемона
Со мной игралась невсерьез
Остатками лимона.
Но кто-то темный, как закат,
Слегка похож на мавра,
Дал Юре сапогом под зад
До острова Суматра.