Курсирую я по японской провинции - Цветущая сакура, сакура, сакура. Питаюсь я сушами, фугами, фигами Без вредного сахара, сахара, сахара. Здесь все так полезно и пахнет питательно, И все возбуждает во мне вдохновение, Я берегом моря иду по касательной И в толстом блокноте пишу откровения. Стихи мои хвалят японскими «лайками», Поскольку не знают ни словушка русского, И я уезжаю на солнечном лайнере Туда, где любимая с глазками грустными. Тоска на нее наседает зеленая, Еще хорошо, что тоска, не депрессия. "Другие-то нефть выгребают галлонами, А мой дурачок, погляди, путешественник". Сидит у корыта - грустит, беспокоится И требует сразу машину стиральную. Но я-то читал эту сказку прикольную И вновь уплываю в места иностранные.
Волоокая перед корытом Поджидает меня у избы, И от злости красивым копытом Чешет в области верхней губы. Не сулит мне ее настроенье Ничего, кроме криков и драк, А ведь я ей такое варенье Закупил в государстве Ирак. Да, я Вол, всемогущий, как Воланд, И могу я в предгориях Анд Раздобыть ей талант к стихотворству И к готовке любовь и талант.
Курсирую я по секретной провинции, милы и питательны местные финики. Любуюсь совсем нетипичными принцами - они, как разбойники, с острыми финками. Да мы, говорят, за тебя, синеглазую, порубим в капусту законы и принципы! Гуляй, говорят, по секретной провинции, а мы для тебя - все что хочешь, заказывай! И ходят, и бродят за мной вереницами, ссыпают в ладони орешки миндальные. Ох, горе мне, горе с заморскими принцами - корыто бы мне... Или доску стиральную...)
Закончится все так плачевно и горестно, Корытом тебя не задобрить, мне кажется, Печальнее нет этой пушкинской повести, В которой старуха над мужем куражится. Несчастный. А все начиналось так здорово – Корыто, огромной Жар-птицей горящее, Глубокое чувство старухи Егоровны, Такое хорошее и настоящее. Но хочется ей беспредельной монархии, Покорный старик исполнял все желания – Он сделал ее королевой Валахии, К ногам ее шубой упала Испания. О нет, не таранька – то выдумка автора - А муж от великой любви, необузданной Дарил ей всем сердцем пески Улан-Батора И бусы с помадой дарил ей без устали. В итоге упав, до конца измочаленный, Дополз он до моря, забитый Егоровной, И в синей волне, как баркас непричаленный, Мотался, поскольку хотел, чтоб все поровну. Он тоже Валахии быть управителем Мечтал и хотел быть испанским властителем. Он выжил и выплыл – ну так удивительно! – И стал беспощадным Егоровне мстителем!
всё та же печальная и волоокая
тебя поджидает со старым корытом.
Попробуй с корытом не стать-то сердитой!
Поджидает меня у избы,
И от злости красивым копытом
Чешет в области верхней губы.
Не сулит мне ее настроенье
Ничего, кроме криков и драк,
А ведь я ей такое варенье
Закупил в государстве Ирак.
Да, я Вол, всемогущий, как Воланд,
И могу я в предгориях Анд
Раздобыть ей талант к стихотворству
И к готовке любовь и талант.
Но про Колобка у меня уже есть)
милы и питательны местные финики.
Любуюсь совсем нетипичными принцами -
они, как разбойники, с острыми финками.
Да мы, говорят, за тебя, синеглазую,
порубим в капусту законы и принципы!
Гуляй, говорят, по секретной провинции,
а мы для тебя - все что хочешь, заказывай!
И ходят, и бродят за мной вереницами,
ссыпают в ладони орешки миндальные.
Ох, горе мне, горе с заморскими принцами -
корыто бы мне... Или доску стиральную...)
Корытом тебя не задобрить, мне кажется,
Печальнее нет этой пушкинской повести,
В которой старуха над мужем куражится.
Несчастный. А все начиналось так здорово –
Корыто, огромной Жар-птицей горящее,
Глубокое чувство старухи Егоровны,
Такое хорошее и настоящее.
Но хочется ей беспредельной монархии,
Покорный старик исполнял все желания –
Он сделал ее королевой Валахии,
К ногам ее шубой упала Испания.
О нет, не таранька – то выдумка автора -
А муж от великой любви, необузданной
Дарил ей всем сердцем пески Улан-Батора
И бусы с помадой дарил ей без устали.
В итоге упав, до конца измочаленный,
Дополз он до моря, забитый Егоровной,
И в синей волне, как баркас непричаленный,
Мотался, поскольку хотел, чтоб все поровну.
Он тоже Валахии быть управителем
Мечтал и хотел быть испанским властителем.
Он выжил и выплыл – ну так удивительно! –
И стал беспощадным Егоровне мстителем!