В бытовке пахло прелым кирзачом.
От сильных возлияний обессилев,
на лавке пьяным спал прораб Василий
с лицом, как силикатным кирпичом.
Он пьян не для веселья, не от скуки –
лишь заливал терзающие муки.

Бутылка «Трех семерок». После – спирт.
Обычный работяга и повеса
влюбился без оглядки в поэтессу
(но, впрочем, не взаимно). Вот и спит.
Во снах его богиня, как живая,
в Васильевой берлоге проживает.

Но как так получилось? Се ля ви…
И в день последний нынешнего лета
решил прораб Василий стать поэтом,
чтоб написать признание в любви.
Неделю даже бороду не бреет –
но… не идёт, ямбись оно хореем!

Не пишутся стихи, ядрена вошь.
Трещит уставший череп от напряга,
а утром говорили работяги:
«Петрович, материшься – как поёшь!»
Вот! Эврика! (пусть жанр довольно узкий)
написан стих простым, могучим русским.

Под окнами возлюбленной забор
пал жертвой стихотворного искусства.
С экспрессий, так искренне о чувствах
написано, как Палехский узор.
Василий ждёт свиданий (в новой каске).
Но был шедевр закрашен белой краской...

Творец не просыхает пятый день.
Вино и осень красят жёлтым цветом
душевные терзания поэта
средь пустоты кирпичных, голых стен.
Василию, увы, не до веселья.
И каждый день, ети его, похмелье!

Спасение – буфет. И наш поэт
зашел неаккуратно похмелиться,
спасения ища в знакомых лицах.
(Не спиться бы ему в расцвете лет).
И в чаде кутежа, угаре пьяном,
читает стих буфетчице Татьяне.

Вогнал, конечно, в краску, обалдуй.
Послание услышав в пьяном хоре,
буфетчица, под чарами фольклора,
прорабу подарила поцелуй.
С тех самых пор, когда нашлось созвучье,
Василий и Татьяна неразлучны.