Торонто столь желанен для Глафиры,
Поди подай Торонто для неё.
Пристала – не мадриды, не каиры,
А запрягай в Торонто самолет.

К чему Торонто? Вот ведь дурь накатит.
«Хочу в Торонто». Отдавая честь,
Ответил ей: «Еще разок и хватит.
Я не ишак, чтоб мне на шею лезть».

А я-то на другое был настроен,
Совсем другой земельный регион.
Но взгляд Глафиры… Нас летело трое:
Глафира, я и Вильям Посторонн.

И вот уже Онтарио под нами,
Где табуны белейших лебедей,
Наполненное снами и мечтами
По небу пролетающих людей.

Мы медленно спустились искупаться
Смыть кляксы на пальто и голове,
И нас любезно приняли канадцы,
За исключеньем Посторонним Вэ.

Они его немедля посадили
В центральную торонтскую тюрьму.
И этим нас совсем не рассердили –
Мы пожелали счастия ему.

Чего они бедняге там пришили,
Уже мы не узнали никогда,
Ведь мы не в правосуднейшей России,
А, как парле в Квебеке, в Канада.

Вот так вдвоем, причесаны, побриты,
Шопинговали с Глашей что есть сил,
И я, вдобавок к острому гастриту,
И нервное расстройство получил.

Глафира, тут же, пользуясь моментом,
Надела на себя шикарный лиф
И приказала: «В Эйр Канада Центр!
Там главный матч «Торонто Мэйпл Лифс!»

Болельщикам уже не до хоккея,
Смотрели все лишь только на нее.
А я сидел, от ревности потея,
И отжимал промокшее белье.

Я еле утащил ее оттуда,
Кокетству Глаши положив предел.
Так, нервное расстройство, так, простуда,
Да и гастрит я никуда не дел.

Ну а потом она совсем слетела
Со всех колес, катушек, каблуков –
Она в Масонский храм пойти хотела,
Я к этому был очень не готов.

Но все ж решился, помолчал немного
И вместе с ней явился в этот культ.
Гастрит, простуда, нервы, и в итоге
Я получил хронический инсульт.

Я никогда не полечу, Глафира,
То был последний наш с тобой полет.
Лежу в постели вместе с картой мира -
Компресс на горле, на затылке лёд.

Ко мне в постель порой доходят слухи,
Я и до вас их тоже донесу:
В. Посторонним выжил в дни непрухи
И снова в Зачарованном лесу.