Пролетая над Грецией древней,
Где Гомер, ничего не видя,
Слышал через тысячелетья
Сочинял на тысячелетья,
Ты решила послать мне перо.
И когда я по Пелопоннесу
Брел, измученный страшной жаждой,
Полз в изодранной белой одежде,
Предо мною перо воткнулось
Прямо ровно на том же месте,
Где Великий, незряче видя,
Пел про Зевса и Одиссея,
Про истерзанного Патрокла,
Хитроумнейшую Афину
И других бессмертных и смертных.
Я подумал, что это знак,
Что с небес указала Фламинга,
Где мне надобно сесть с кифарой
И потешить палимых солнцем
Новых греков, а также гречанок.
И тогда я уселся удобно
И запел хриплым голосом тихим
Про Султана-царя, про царевну
И про сокола золотого,
Про старуху с её кефалью
И с её стариком тщеславным.
Наливали вино мне греки,
Омывали мне ноги гречанки.
Я твердил, что писал это Пушкин,
А они мне не верили. Только
Все твердили, что "Илиаду"
Не Гомер написал, а боги.
Я не знал, что на это ответить,
Грыз перо, что прислала Фламинга,
И рассказывал новые байки,
Целовал и гречанок и греков,
Пил вино, говорил с Диогеном,
Принимал отраву с Сократом,
А Платон сообщал мне детали
Про полковничью чёрную хунту.
И когда я хоть что-то понял,
Я поднялся, сказал "спасибо"
И пошёл. И для новых поэтов,
А возможно, для авторов текстов,
Я оставил перо Фламинги
И кифару в тени оливы
Положил, чтоб она не рассохлась,
И оставил вино золотое,
Чтобы новый певец не умер,
Прежде чем споет свою песню.