Качаются от ветра города, столбы, деревья, брошенные гнёзда, прогорклое урочище пруда с кусочком хлеба, что был уткам роздан. И кормится с ладони сентября король теней, армаду собирая. Кукушки сонно в часиках трындят, но ты, ещё по-летнему живая, в объятья улиц убегаешь днём, а ночь... а ночь не оставляет шанса стать до утра адамовым ребром, иль черепком отколотым фаянса слепой луны. И стёрты навсегда, как сапоги германских пехотинцев, столбы, деревья, гнёзда, города и птицы след подушечкой мизинца. За утомлённой впалостью окон линует дождь трамвайные вагоны. Уже вгрызается со всех сторон янтарный клык в любимый твой, зелёный. И замедляет сердце свой разбег до спелости неспешной ежевики - по ягодке. И наступивший век, как подворотня немощно-безликий.
Качаются от ветра города, Растущие из древ, столбов, как гнёзда. В урочище «Пруды» черна вода, Мертвы все утки – хлебушек им роздан. И шарит по карманам сентября Вампир-подонок, нежить созывая, Кукушки, слышишь? в ходиках храпят – Плевать, что ты пока ещё живая. Живи, давай, пока не станет ночь, Язви её в луны кусок и в рёбра, Приятельницей старою, точь-в-точь, И будешь ты не ужиком, а коброй Искать по ветру гнёзда на столбах И пузом (а что делать, рук-то нету!) Стирать. Где смысл? Хоть тень его в словах? Так веселей, скажу вам по секрету. Навыкат окна впуклых серых стен Глядят, как дождь клыком грызёт трамваи. Он взял их, дурачков цветастых, в плен, Зелёный следующий, красный доедает. И замедляет сердце свой разбег До дряхлости червивой сыроежки; И кажется, что пахнет новый век Отрыжкой валидольною консьержки.
точь в точь = точь-в-точь
А точь-в-точь все же надо бы поправить.