У Эгейского моря я лежала, прелестная, А мужчина поблизости мне Гомера читал. Это он так ухаживал, завораживал песнями, Доставая до сердца мне. И в итоге достал.
И в груди моей сердце и шкворчало и лопалось, И казалось, что сливками бублик жизни полит. Грека полностью звали Ипокрит Попадопулос, Впрочем, он отзывался мне даже на Ипполит.
Это был попадос. Я влюбилась беспамятно, Каждый день заплывала я рядом с ним за буйки, И любила его прямо в море, без паники, Под напевы гекзаметра илиадской строки.
Только мама грозила мне: «Не гуляй, доча, с греками, Коль они очень древние, вот как этот герой. Я сравню тебя, доча, с полноводными реками, А его с второсортною минтаёвой икрой.
Я, рыдая, с ней спорила, просто не было моченьки, Но она непреклонная, как ахилловский щит: «Госпожа Попадопулос» - как-то это не очень-то, Как-то это уж, доченька, ну совсем не звучит».
С этим доводом матушки не могла уже справиться, Стали оба несчастными – я и мой Ипполит. Проживаю в Асбесте я, при заводе охранница, И слезами горючими бублик жизни полит.
У Эгейского моря, где скалистые пляжи, я валялась на острых, неудобных камнях, размышляя о ценах на ночной распродаже жаркой плоти туристок (не меня! не меня!)
Приезжает мечтая, что брутальные греки станут в очередь сразу, как увидят загар и в тенях декадансных черно-синие веки, и мешку с силиконом принесут себя в дар.
Что в шкворчании нежном неопознанных звуков и душа растворится и, конечно, мозги. Что раскроют объятья её жадные руки с маникюром кровавым, а в ответ - кошельки.
Но не в курсе дурёха, что опасность таится под красивые песни там, где плоть наголо. Что не просто разденут, общипают, как птицу, не оставив и цента, жеребцы жиголо Strega (12/12/13 00:30) •
У Эгейского моря, где ажурная пена, Где втыкается в небо вдохновенный Парнас, Все у нас начиналось как-то так, постепенно, Как-то все постепенно начиналось у нас.
Я лежала на пляже, на две трети раздета, Ты разгуливал рядом, сильный и молодой, Я тебя попросила развернуть мне конфету, Это я нашла повод для знакомства с тобой.
А потом, насладившись до последнего стона, Зашвырнула тебя я в набегающий вал, И тебя моментально проглотил, как планктона, Проплывающий мимо благородный нарвал.
А потом я лежала и чесала колено, И читала в экстазе я творенья Барто. У Эгейского моря, где ажурная пена, Где Парнас вдохновенный и еще кое-что... Юрий_Борисов (14/12/13 11:09)
Ты дарил мне конфеты и шептал мне "про это". Да, конфеты - что надо! А вот "это" - не то, что искала, намедни обгорев до скелета. Изнывающей плоти был не нужен никто.
Поцелуи-объятья-комплементы не в кассу! Будто кожу содрали - хоть на помощь зови! Видел, как я страдала? Так какого пегаса распевал эти сказки о нарвальей любви?
Вот теперь допевай их, кашалотам, тюленям, чёрно-белым косаткам и акулам в воде. Будешь знать, как касаться обгоревших коленей и ловить на конфетки загорающих дев Strega (15/12/13 02:46)
Я - великая певица туалетных-душевых: аж прищепкам не сидится на верёвках бельевых, аж не капается крану и ржавеется ключу, ждут - когда же петь я стану, ну когда же зазвучу!
А звучу я райской птицей, арфой ангельской с небес, стоит мне остановиться - как соседи по трубе тихо-тихо, осторожно молоточком постучат, и продолжу - ведь неможно мне соседей огорчать.
Я звучу как Ковент Гарден, как Ла Скала и Бастиль, феномен мой не разгадан, не навязчив лёгкий стиль. Пусть вода стекает в тапки, зеркала пускай звенят, я мила, я просто лапка! Вы не слышали меня?
Банно-прачешная спевка получилась хоть куда! Ай да парень! ай да девка! - как красна и как удал! И сама я - Каллас в душе, петь под струями люблю. Но, как только стану суше, слух и голос - ай-лю-лю....
http://litset.ru/publ/14-1-0-6711
У Эгейского моря я лежала, прелестная,
А мужчина поблизости мне Гомера читал.
Это он так ухаживал, завораживал песнями,
Доставая до сердца мне. И в итоге достал.
И в груди моей сердце и шкворчало и лопалось,
И казалось, что сливками бублик жизни полит.
Грека полностью звали Ипокрит Попадопулос,
Впрочем, он отзывался мне даже на Ипполит.
Это был попадос. Я влюбилась беспамятно,
Каждый день заплывала я рядом с ним за буйки,
И любила его прямо в море, без паники,
Под напевы гекзаметра илиадской строки.
Только мама грозила мне: «Не гуляй, доча, с греками,
Коль они очень древние, вот как этот герой.
Я сравню тебя, доча, с полноводными реками,
А его с второсортною минтаёвой икрой.
Я, рыдая, с ней спорила, просто не было моченьки,
Но она непреклонная, как ахилловский щит:
«Госпожа Попадопулос» - как-то это не очень-то,
Как-то это уж, доченька, ну совсем не звучит».
С этим доводом матушки не могла уже справиться,
Стали оба несчастными – я и мой Ипполит.
Проживаю в Асбесте я, при заводе охранница,
И слезами горючими бублик жизни полит.
У Эгейского моря, где скалистые пляжи,
я валялась на острых, неудобных камнях,
размышляя о ценах на ночной распродаже
жаркой плоти туристок (не меня! не меня!)
Приезжает мечтая, что брутальные греки
станут в очередь сразу, как увидят загар
и в тенях декадансных черно-синие веки,
и мешку с силиконом принесут себя в дар.
Что в шкворчании нежном неопознанных звуков
и душа растворится и, конечно, мозги.
Что раскроют объятья её жадные руки
с маникюром кровавым, а в ответ - кошельки.
Но не в курсе дурёха, что опасность таится
под красивые песни там, где плоть наголо.
Что не просто разденут, общипают, как птицу,
не оставив и цента, жеребцы жиголо
Strega (12/12/13 00:30) •
У Эгейского моря, где ажурная пена,
Где втыкается в небо вдохновенный Парнас,
Все у нас начиналось как-то так, постепенно,
Как-то все постепенно начиналось у нас.
Я лежала на пляже, на две трети раздета,
Ты разгуливал рядом, сильный и молодой,
Я тебя попросила развернуть мне конфету,
Это я нашла повод для знакомства с тобой.
А потом, насладившись до последнего стона,
Зашвырнула тебя я в набегающий вал,
И тебя моментально проглотил, как планктона,
Проплывающий мимо благородный нарвал.
А потом я лежала и чесала колено,
И читала в экстазе я творенья Барто.
У Эгейского моря, где ажурная пена,
Где Парнас вдохновенный и еще кое-что...
Юрий_Борисов (14/12/13 11:09)
Ты дарил мне конфеты и шептал мне "про это".
Да, конфеты - что надо! А вот "это" - не то,
что искала, намедни обгорев до скелета.
Изнывающей плоти был не нужен никто.
Поцелуи-объятья-комплементы не в кассу!
Будто кожу содрали - хоть на помощь зови!
Видел, как я страдала? Так какого пегаса
распевал эти сказки о нарвальей любви?
Вот теперь допевай их, кашалотам, тюленям,
чёрно-белым косаткам и акулам в воде.
Будешь знать, как касаться обгоревших коленей
и ловить на конфетки загорающих дев
Strega (15/12/13 02:46)
О том, что он живёт в счастливом месте,
Всё у людей, как в Греции, там есть…
Лишь греков нет пока ещё в Асбесте.
Асбест – the best, и споров тут не надо.
Эван с Эвоэ рядышком лежит
И завтракает кистью винограда.
И смотрит на подругу сверху вниз,
Покуда, наконец, не распалится.
И ходит слух: великий Дионис,
И тот сюда решил переселиться!
И станет вдруг изюмом виноград -
Несчастную гречанку в Бузулуке
Я приютить на время буду рад.
Ну да, она потребует затрат.
Так выжимай подсолнечное семя,
Дави ногами спелый виноград.
Езжай на рынок продавать продукты
И деньги от продажи выручай.
Эвоэ приглашаешь в Бузулук ты?
А почему на время? Отвечай!
Как хорошо вам, Саша, будет вместе,
Ты будешь жить, как радостный дельфин.
Эван же будет строить жизнь в Асбесте
С веселой крановщицей Жозефин.
"Ну возьмите меня!!" (с)
И я уже пылаю, словно финн.
Ты будешь за Аглаю, за Эвоэ,
А может быть ты будешь Жозефин?
я в ролевые игры не играю!
(прилюдно.))
Не по душе Аглае роль Аглаи?
Нам на земле отпущен малый срок...
Ведь ты себе не купишь в магазине
Заведомо просроченный сырок?
Ну разве, что под водку, на закуску
Пойдёт твой экзотический товар.
Потом пойду опять я к бабе русской,
Послав Эвоэ... к дяде в Краснодар.
И мне нанес такой удар…
Что ж, если дядя честных правил,
То шли хотя бы в Краснодар.
Эван уже давно на стройке
В Асбесте строит этажи.
Ты разлучаешь греков. Злой ты.
Неправда! Ты же добр, скажи?
И эта женщина из Раши,
Что ждет печально у окна,
Тихонько всхлипнет: «Здравствуй, Саша,
Скажи, я лучше, чем она?»
И в муках таю словно воск;
Неужто в образе Аглаи
Решил ты вынести мне мозг.
Меня задел ты за живое,
Хоть где оно - я не пойму...
Раз так, тогда твою Эвоэ
Отправлю к тёте в Бугульму
Родных, неповторимых и чудесных:
В Асбесте дядя, тетя в Бугульме,
А шурин и кузен – в Краснодеревске.
Для всех гречанок ты найдешь приют,
Когда настанет время расставанья,
С рыданьями несчастные уйдут
В неведомые дали проживанья.
Но тетя с дядей, шурин и сноха
Им дарят рукодельные панамки.
Узнав о том, к тебе издалека
Уже спешат лаоски и вьетнамки.
Лирическое наступление
А что касается Аглаи,
Она покудова не в счет.
Аглая вон стихи читает.
А ну как скоро запоет?
аж прищепкам не сидится на верёвках бельевых,
аж не капается крану и ржавеется ключу,
ждут - когда же петь я стану,
ну когда же зазвучу!
А звучу я райской птицей, арфой ангельской с небес,
стоит мне остановиться - как соседи по трубе
тихо-тихо, осторожно молоточком постучат,
и продолжу - ведь неможно мне соседей огорчать.
Я звучу как Ковент Гарден, как Ла Скала и Бастиль,
феномен мой не разгадан, не навязчив лёгкий стиль.
Пусть вода стекает в тапки, зеркала пускай звенят,
я мила, я просто лапка!
Вы не слышали меня?
Трепещу от счастья и поныне,
Помню: под журчание струи
Я в соседней душевой кабине
Слушал излияния твои.
И когда закончила певица
Свой концерт, помывшись до конца,
Я решил из душа появиться,
Чтобы повстречаться слегонца.
И тогда, очищенный от пыли,
Как велел мне мой горячий пыл,
Из кабины вышел я весь в мыле,
Потому что смыться позабыл.
Ай да парень! ай да девка! - как красна и как удал!
И сама я - Каллас в душе, петь под струями люблю.
Но, как только стану суше, слух и голос - ай-лю-лю....
Висят афиши возле центра «Мега»:
Жунь Фэнь! "Концерт для четырех кабин"!
Солисты: Саша, Юра, Лена, Стрега!