В зале суда было так душно, что мухи падали на пол прилипая к воску, капающему с люстры. В каждой люстре было по шесть свечей, размышлял подсудимый, всего в помещении три люстры. Три шестерки…
Сегодня на заседание не пришел разве что ленивый. В городе редко происходили диковинные происшествия, и когда люди узнали о слушании дела некроманта, это вызвало бурный ажиотаж.

Стали расползаться слухи, что колдун ночует на кладбище, проклинает мирской народ, насылая смерть на недоброжелателей, устраивает жуткие церемонии, пытаясь вернуть к жизни духов мертвых. Его мрачная фигура похожа на высокий надгробный камень, глаза горят синим пламенем на мертвенно бледном лице, крючковатые пальцы тянутся, чтобы забрать душу. Что-то из этого, в общем, было правдой.
Альфред действительно ночевал рядом с церковной колокольней. Неподалеку располагался сарай, где раньше держали коров, овец и прочий скот. Там было мягкое сено и крыша над головой.

Дом колдуна сгорел после удара молнии вместе со всем нажитым, и можно было уверенно сказать, что с парнем происходили загадочные события. Заглянув человеку в глаза, Альфи мог увидеть его смерть, мог возвращать к жизни птиц и мышей, если их травмы были незначительны. Но злым некромантом его было назвать трудно. Скорее очень невезучим. Ощущалось что-то тёмное в его ауре, отпугивающее незнакомцев.

Закончив медицинское училище он не смог помогать другим. Люди просто боялись к нему идти. Даже когда колдун просто совершенствовал навыки и лечил больную скотину, все вокруг ужасались магии некроманта, хотя ничего плохого он не сделал.
Затем приключилась беда с его жильем. Альфи сильно зарос, исхудал, выглядел не здорово, спал где придется, всегда встрявал куда не надо, болтал всё, что думал. Подсознательно Альфред понимал, что однажды все закончится плачевно, и нормальной спокойной жизни ему не видать.

И когда его обвинили в убийстве дочери городского советника, он даже испытал облегчение. Сколько еще ему скитаться безнаказанно? Скорей бы все эти злоключения пришли к логическому завершению.
В тот злополучный день он гулял по окрестностям колокольни и заметил красивую девушку в венчальном платье. Вокруг собралась ликующая толпа, и Альфи решил, что сможет наконец расслабиться и порадоваться со всеми.

Ведь по натуре он на самом деле легкий, жизнерадостный и беспечный чудак. Человек другого склада уже давно потерял бы рассудок от таких способностей и видений. Но, конечно, у него ничего не вышло. Даже в самые светлые моменты его преследовало проклятье. Девушка стала подниматься по лестнице, Альфи почувствовал что-то очень нехорошее и закричал: “Будь осторожнее, вернись и остерегайся лестниц!”
Жаль, что она не была осторожна.

Но есть ли в этом его вина? Другие уверены, что есть. Но колдун лишь видел, а не обрекал. Для него это было естественно, как смотреть на грозовое небо и понимать, что сейчас пойдет дождь. Можно ведь взять зонт и не промокнуть. Конечно, будут еще дожди, но если знать о них заранее, гораздо легче выйти сухим из воды.
— Суд присяжных признает подсудимого виновным в убийстве, обвиняет в богохульстве и мракобесии. В связи с этим подсудимый приговаривается к…
— …смертной казни… — прошептал про себя Альфред.
Зал загудел, засвистел — словно живая волна из человеческих голосов накрыла некроманта. Но тот застыл погруженный в мысли. Ему стало легко на душе. Это ведь должно быть как... как возвращение домой?
***
За городом вдали от глаз случайных прохожих проживала Смерть. Так прозвали демона, поселившегося в березовой роще. Животных он не трогал. Видел птицу - превращался в птицу, оленя - оборачивался рогатым.

Но стоило существу заприметить человека, как оно начинало менять форму, принимая очертания кошмаров тех, кто решился взглянуть на него. Для всех чудище выглядело по разному: кто-то рассказывал о черном липком осле с пятью лапами и роем глаз по бокам, кто-то о громадной лысой птице с тремя головами, кто-то видел в нем погибших знакомых.
Тварь никогда не нападала первой. Она скрывалась, выжидала, ускользала. Пара героев отважились напасть на нее, но исход каждого был одинаков. Все они были разорваны в клочья.
Смерть не брал металл. Она расплавляла и впитывала его, как воду, становясь только сильнее.

Тогда отряд городских стражников вооружившись камнями и факелами стали загонять ее все глубже в лес, в пещеру. Демон боялся только огня.

Заточив чудище в узнице, смельчаки организовали вокруг грота подобие арены, окружив прилегающую поляну каменными глыбами. Судьи начали приводить к Смерти заключенных. Она стала их палачом. Уровень преступности в поселке заметно снизился — никому не хотелось настолько страшной участи. Изголодавшаяся, тоскливая, жуткая она выползала на свет, когда дверь пещеры отворялась, и мерила взглядом стоящего напротив человека.

Она разрасталась вместе с его страхами, сводя с ума, а когда фантазия преступника иссякала, Смерть убивала его.

“Вполне себе достойный финал, — подумал про себя Альфред, стоя на арене. Страха он не испытывал, скорее любопытство. Оно покалывало в онемевших от наручников руках, заставляло раскачиваться из стороны в сторону, и чтобы как-то унять вихрь мыслей, некромант стал насвистывать простенькую мелодию. Толпа зевак собралась вокруг арены, выкрикивая проклятия в сторону некроманта. Вышли палачи. Они навалились на каменную дверь пещеры и, как только та с грохотом отворилась, поспешили уйти с места действия. Из глубины мрака раздался свист, подхватив мелодию колдуна, затем надрывный детский плач, стенания и рык.

Парень оцепенел, его окатило сыростью и холодом. Затем медленно из-за камней показалась черная дымка. Она беззвучно струилась по земле, оставляя слизкую красную дорожку, словно призрачная улитка. Тень гуляла по арене разрастаясь, наполняясь красками.

Внезапно кто-то из зрителей завизжал и началось жуткое представление. Туман стал обретать формы. Остановившись у каменной ограды, Смерть издавала пугающую какофонию из плача и криков. Она отращивала зубастые морды, скалилась, истекала кровью, выла, скакала, в очертаниях ее тела можно было увидеть застывшие в ужасе лица .
Некромант стоял белый, словно лист бумаги, по нему тек липкий холодный пот. Но Смерть игнорировала его, развлекая народ мрачным безумным шоу.

“Я стою в самом центре, но меня как будто и нет вовсе, — подумал Альфред.” От этих мыслей по его телу растеклось тепло, и с губ сорвался болезненный сдавленный смех. Демон замер. Нависла гробовая тишина. Смерть, обратившись в огромного бешеного волка, заковыляла к колдуну. Сев напротив, она вкрадчиво на него посмотрела. Альфи отвернулся, боясь встретится взглядом. Какие картины он увидит там? Он и так ощущает ее присутствие в каждом встречном.
Демон выжидал реакции. Его сущность отражала каждое чувство, которое он считывал с человека. Наконец обессилев от бесконечного напряжения, некромант тихо проговорил: “Убей меня уже, пожалуйста".
Парень поднял голову и посмотрел в глаза демона:
— Я так больше не могу, и я знаю, что ты тоже.
Чудище взвыло, пошатнулось, из его пасти вырвался булькающий стон, по коже пошла серебристая рябь, и Смерть, словно зеркало, разбилась на тысячи мелких осколков.

На их вершине лежал крупный осколок, в котором мерцало отражение самого некроманта.
Это был Альфи - жалкий, голодный, измученный, загнанный, словно дикое, проклинаемое всеми животное, - предвестник смерти.
Получается, что больше всего на свете он боялся самого себя.
Альфред скривился, по его щекам потекли слезы. Ему стало очень жаль себя, окружающих его людей и саму Смерть. От этого знания он наполнился энергией и силой, как будто на колдуна обрушился благостный ливень, очищая от боли, страха, отторжения.
"Самое главное - это принять и понять самого себя", - подумал Альфи и зашагал в противоположную от города сторону в поисках своего нового дома.

Там, на горизонте, виднеется дом. Он сверкает огнями, как волшебный фонарь, в нем тлеет тепло нерассказанных сказок и неразгаданных тайн. Я иду к нему теплым октябрьским вечером, прихлебывая черный кофе из термоса. Даже в темноте я вижу, как дом подмигивает мне светящимися окнами.

В моей жизни есть только дорога. И я не помню, сколько уже это длится. Но точно знаю, что однажды войду в этот дом. Вдохну запах уютных вечеров, шепот древних мифов и легенд, попробую горячий шоколад с дольками апельсина… Смех и беседы будут длиться вечность.

Когда я приближусь, под ногами будут листья цвета индиго, деревья повиснут в небе кронами вниз, а вместо дождя польется сгущенное молоко.

Наконец-то я узнаю ответы на вопросы, которые живут в моей голове.

В какой момент свет фонарей становится камнем? Почему музыка смыкается на моей шее, оставляя красные борозды? Как долго голоса деревьев раздирают на части сознание дровосека?

И почему окровавленная Луна, отражаясь в озере, сохраняет цвет и форму Луны?..

…Невероятно медленно, опираясь на костыль, Мария шла по коридору. Ее руки тряслись, взгляд устремился вдаль, сморщенные губы что-то шептали. Старая женщина смотрела сквозь людей, а люди смотрели сквозь нее. Мария была похожа на иссохшего призрака в пижаме.

- Куда она идет? Ей нужна помощь? – новая уборщица, молоденькая девчонка, слегка поежилась, провожая взглядом пациентку.

- Да это Мария… Она каждый день коридор патрулирует. От своей палаты и до конца. Сворачивает за угол, идет дальше, опять сворачивает… И снова оказывается у своей палаты – просто ходит по кругу.

- И долго это длится? – уточнила девушка.

- Пока не выдохнется. Ты не смотри, что она хромая и тщедушная: Мария может часами так гулять. Три часа – рекорд, мы засекали. Потом просто падает посреди коридора без сил. Не знаю, что там у нее в голове крутится, но в упорстве ей не откажешь…

...Однажды дорога закончилась. Дом распахнул свои двери. Улыбаясь, слизывая с ладони теплое сгущенное молоко, я вошла. Меня встретили искрящиеся вспышки фейерверков, радостный смех, запах черничного торта, испеченного специально для меня. Застывшие в воздухе буквы сложились в стихи и песни. Чьи-то руки надели мне на голову чудный венок из листьев и ягод рябины. Меня ждали здесь с тех пор, когда я еще помнила свое имя. Здесь все именно так, как я представляла. Все нерассказанные истории я бережно хранила для этих чутких ушей и любопытных глаз…

- Аккуратней заводи, болван!... Не стукни ее об косяк, у нее хрупкие кости!

Санитары помогли Марии войти в светлую, почти уютную комнату. Это было лучшее помещение пансионата: для особых случаев. Все трещины в стене прикрыты красочными плакатами. Минимум тараканов.

Легкий пух седых волос обрамлял ее лицо: казалось, стоит чуть дунуть, и этот одуванчик рассеется, растает. Мария улыбалась. Ее глаза блестели. Старушку усадили на кресло в центре комнаты. Вокруг столпился весь персонал. На колени Марии поставили блюдо с праздничным тортом. Главврач аккуратно сложил ее маленькие ручки, похожие на скрюченные птичьи лапки, вокруг блюда. На голову именинницы водрузили золотистую корону из дешевого пластика.

Все то и дело переглядывались и перешептывались.

…Господи, никогда в жизни не был рядом с чем-то настолько древним… Она точно не упадет? Ее держат? А торт держат?.. Кто вообще принес воздушные шары? Она их не боится? Точно?.. Потому что я немного боюсь… Да, черт, просто не лопни их случайно, как в прошлый раз, а то у нее сердце остановится!.. И не только у нее... Ей реально сто лет?.. Ого... Так, а кого мы ждем?.. Да сейчас журналисты из какой-то газетенки приедут снимать репортаж про наш пансионат. Юбилей самой старой постоялицы, местной реликвии. Вот, они уже заходят! По местам! Улыбаемся и машем!..

Щелк. Щелк. Щелк. Аплодисменты, вспышки фотокамер, букет цветов.

Ну вот, наконец-то ушли… Уфф, отстрелялись… Кстати, а почему шепотом? Она что, понимает нас?! Не знаю, привычка… Так, все, уводите в палату. Ну или пусть по коридору еще погуляет… Она точно не рассыпется?.. Да как тебя такого пугливого на работу взяли… Ну что, налетаем на торт?.. Да, и корону у нее заберите – она казенная. У нее инвентарный номер есть.