Однажды Бог создал Небо и Землю. Создал и пошёл по делам. А когда вернулся обнаружил, что Земля заселена котами. Бог очень удивился, поскольку Он котов ещё не придумал. Не придумал — а они есть. Сами создались: из облаков,
одуванчиков, тёплого ветра, зелёной травы, пылинок, играющих в лучах света, и прочих самых нежных и ласковых штук. Бог посмотрел на котов, улыбнулся и сказал: «Ну-ну, плодитесь и размножайтесь!»

Коты так и поступили — стали плодиться и размножаться. Бог иногда заглядывал к ним, чтобы погладить, поиграть, снять стресс, послушать котовские песни. Согласитесь — общение с котами всегда приятно и очень благотворно сказывается
на творческом процессе. А у Бога — это самая главная обязанность — Творить. А у котов самая главная обязанность — быть котами. Такое положение дел устраивало обе стороны. Но! До поры — до времени.

Однажды Бог, придя за Землю (а он ходил всегда босой, такая у Него была божественная привычка) наступил в странную лужу.
— Что это? — Спросил Бог.
— Нуууу, это...как-бы тебе объяснить, видишь — мы, коты, у нас — лапки, поэтому убирать за собой лужи не можем. Но мы же такие хорошие, милые, ласковые, красивые и пушистые! Так что, Ты должен простить нам эту маленькую неприятность. Может, ты просто возьмёшь тряпку и всё это уберёшь? Тут дел-то на три секунды!

Бог подумал: «И правда, они такие чудесные...уберу!» Но через день Он опять наступил в лужу и снова — взял ведро, тряпку и всё убрал. Коты нахально, но нежно следили за Его действиями, не испытывая никакого смущения.
«Но я же — Бог! — Подумал Бог, — Как же так? Я создал Небо и Твердь, Я создал Звёзды и Луну… а теперь вытираю лужи за котами! Нет, так не пойдёт! Создам-ка я парочку людей! Пусть они за котами ухаживают.»

Вот так, дорогие коллеги и появились люди. И котов это очень обрадовало. А Бог вздохнул с облегчением и подумал: «Это хорошо.»

Мой внутренний демон похож на черную лохматую тучку.

Он говорит: «Можно я тут немного посижу?..» - и сидит на подоконнике, в сумерках, инфернально сверкая крошечными красными глазками, пока не нальешь ему в миску молока, в котором он испачкает усы.

Мой внутренний демон весит всего килограмм – но это килограмм отборной ярости и безумия. Когда идет дождь, с его шерсти стекают черные ручейки, и она как-то подозрительно светлеет. «Это я белею от гнева», - объясняет демон. Как бы там ни было, в слякотную погоду он носит резиновые сапожки и дождевик.

Когда я пытаюсь снять квартиру, а это всклокоченное чудище сидит у меня на плече, мне отвечают: «Простите, но нам не нужны квартиранты с домашними животными».

Отпечаток его носика совпадает с отпечатком моего большого пальца. Поэтому демон может разблокировать мой телефон носом, пока я сплю, и рассылать моим друзьям свои маниакальные фантазии о мировом господстве. А также непристойные изображения. Самое обидное, что друзья почему-то совсем не удивляются: кто-то даже молча перевел мне денег.

Заводя внутреннего демона, многие интересуются, чем его кормить. «Я питаюсь лишь тайными страхами, низменными страстями и пагубными иллюзиями», - говорит демон. Но не отказывается от шариков из куриного фарша.

Мой внутренний демон, сидя в изголовье кровати, скалится клыкастой пастью и угрожающе клацает когтями. «Можешь спать на краю, - говорит он. – Придет серенький волчок – откушу ему лицо». Волчок – его давний враг. А утром два заклятых врага храпят со мной под одеялом, прижавшись друг к другу: ночью ударили первые заморозки, а отопление еще не дали.

Внутренний демон нашептывает мне в ухо жуткие вещи: «Давай всю ночь пить абсент! А потом ограбим банк! Или взорвем здание парламента! Давай погладим манула, в конце концов…»

«Ну нет, - ужасаюсь я. – Только не манула!»

А однажды внутренний демон исчезает. Я нигде не могу его найти. Обнаруживаю только, что два малюсеньких чемоданчика, которые он прятал от меня под кроватью, тоже пропали.

Я не знаю, к кому обратиться с такой деликатной проблемой – и иду к доктору. Старичок в белом халате прикладывает ко мне стетоскоп.

- Так… - бормочет он. – Что у нас тут… Слишком много солнечных дней… так… лето, море… общение, игры на свежем воздухе… О!.. Вы начали бегать по утрам?..

- Ему это не нравится? – уточняю я.

- Ну а кому такое понравится, - вздыхает доктор, что-то черкая в моей карточке. У него настолько грустные глаза, будто он вынужден питаться исключительно соком сельдерея.

- Тут все ясно, в общем. Зачах ваш демон. Он сейчас, наверное, где-нибудь в Бирмингеме. Или в Мурманске… Там, где прохладно и пасмурно. Демоны уезжают туда летовать. А как вы хотели?.. Тут они чахнут.

На рецептурном бланке было написано лишь одно слово: осень.

…И вот последние капли лета испаряются с поверхности земли. Октябрь, словно гигантский паук, собирает в свою паутину урожай сонных мух. Распахнуты винные погреба, трепещет на студеном ветру клетчатый шарф, «аап-чхии!..! – слышно на каждом шагу. Зловеще скалятся оранжевые тыквы, люди достают из шкафа скелеты, наряжают их и приглашают к столу как почетных гостей. Дети в костюмах нечисти рыщут в поисках конфет.

Ну а я ставлю на подоконник блюдечко с молоком. Сидя у окна в шерстяном пончо и колючих носках, я жду. Кругом разбросаны краски, кисти, порванные черновики. Жду я не звонка, не Новый Год и даже не день зарплаты. А всего лишь легкого безумия (оно и правда легкое, просто очень распушается на морозе).

И однажды безумие тихонько поскребется в стекло. И я увижу лихорадочных блеск рубиновых глазок.

- Давай погладим манула?.. – скажет демон.

И я отвечу ему:

- А давай!

Гопник, Тапок и Круассан жили в одном доме, но на разных этажах. Свою таинственную кошачью жизнь они проводили в нашем дворе, чутко врачуя эмоциональные пробоины в водоворотах будней и старательно увеличивая уровень пушистости в пространстве улицы.
Я держал небольшую книжную лавку поблизости, сам немного писал и давно заметил, что чужие, казалось бы, коты стали частью истории и моей биографии.

Я встречал всех трёх почти каждый день. Чаще всего почему-то серого Тапка. По дороге на работу, когда выносил мусор или шёл за хлебом и особенно, когда обсуждал с мужиками политику в шахматной беседке под подъездом. Тапок был незаметным дымчатым короткошерстным зверем, часто мотался между мусорными баками, быстро перебирая лапами в высоких белых носочках. Слонялся тенью под детскими качелями и турниками, выпрашивая еду у скучающих мамочек и старушек.

После ссоры с женой стал встречать только Гопника. Купив в магазине пару баночек пива и бутылку коньяка, я шёл домой и целый вечер смотрел фильмы, стараясь спастись от одиночества. Казалось, будто Гопник поселился в моей квартире, встречаясь со мной по ночам в коридоре и злобно шипя на мои волосатые ноги.
Гопник обладал чёрной лоснящейся шерстью, оборванным в уличных боях ухом и горделивой важной походкой директора завода стройматериалов. Он зашугал в округе всех воробьев и ласточек, охотился под настроение на кузнечиков. Любил играться полуживыми мышами. Изматывающие ситуации раздражения и злости служили ему излюбленным лакомством, он питался ними жадно и ненасытно. Его низкое звучное мяуканье по вечерам походило на лай.
Умные приличные коты держались от этого хулигана подальше.

Утром, мучаясь жёсткой головной болью, я был готов убить каждого, кто встанет на моём пути, но Гопник не боялся. Он крутился возле пустого блюдца под подоконником на кухне, и я послушно наливал ему молочка, бросая туда же остатки копченой курицы.
Через неделю холостого существования я понял, как ужасно соскучился по Оксане, дочери и по прошлой разрушенной жизни. Я стал часто им звонить, ездил к жене на работу в больницу. Но ситуация не двигалась с места, у нас получалось только злиться и ссориться.
Однажды ночью я проснулся от кошмара и остро почувствовал одиночество. Стены квартиры душили, но сказать доброе слово для меня было некому. Я вспомнил, как Оксана заваривала для меня вкусный чай, обнимала и гладила, и эта её тревога в глазах и забота действовали успокаивающе. Я знал, что есть человек, который будет спасать меня до последнего. В какой-то момент я так привык к этому обожанию, что перестал его ценить. Позволял себе грубости, колкости, срывал раздражение. Стал придирчивым и язвительным. Я тяжело вздохнул и решил выйти погулять по двору. Захватил с собой несколько кусочков колбасы и рыбьи хвосты-головы, которые специально откладывал для дворовых животных.
На улице светало, моросил мелкий дождик. Я подышал свежим воздухом, пока тени на душе рассеялись и побрёл под детский грибок, спрятаться от дождя. Там и нашёл Круассана. Он с удовольствием полакомился гостинцами, а потом улёгся мне на колени и замурчал. Круассан родился белоснежным и тихим-тихим, словно ангел. В основном лежал под старым красным шевроле во дворе. Кот вылизывал шёрстку и включал моторчик от тёплых прикосновений захотевших его приласкать прохожих. Он появлялся возле меня, когда я придумывал весёлые песенки для дочери или когда мы с семьёй шли на пикник. Соседка баба Катя на ужин кормила Круассана сосиской с омлетом, и в эти удивительные часы казалось, что он не ходил, а плыл по воздуху, улыбаясь загадочной улыбкой сказочного чеширского кота.

Я гладил его мягкую пушистую шёрстку, но кот вдруг соскочил с моих колен и зашипел на кого-то в кустах. Всё случилось в одно мгновение: Гопник кинулся на Круассана и стал царапать его острыми когтями, истошно вопя.
Я подбежал к ним, топнул ногой, крикнув “Брысь!”, и отогнал черного.
Круассан выглядел неважно. На боках кровоточили раны, нос опух, одну лапу он подгибал. Я сгрёб его в охапку, прижал к себе. За что же досталось бедолаге? Ветеринарные клиники ещё не работали, и я повёз его к жене в больницу, у неё как раз было дежурство. Оксана заботливо обработала раны, отнесла пострадавшего на рентген. Мы очень переживали за Круассана. После того как кот, похлебав больничного супа, уснул, мы, держась за руки, пошли в кафе выпить утренний кофе.
День пролетел в обычных заботах. Вечером по дороге домой я неожиданно свернул на тропинку, ведущую в парк. Немного погуляв по уютным аллеям под высокими зелёными клёнами, уселся на нашу любимую с женой скамейку и почему-то вспомнил наш первый поцелуй. Оксана была в летнем открытом платье и вкусно пахла тонкими цветочными духами. Я купил ей гладиолусы, и она так трогательно держала их в руках, как самый дорогой в жизни подарок. Вдруг я услышал звук реактивно мурчащего моторчика и почувствовал, как об мою ногу что-то трётся. Нагнувшись, увидел под лавкой Круассана. Его добрая морда будто улыбалась мне. Я действительно почувствовал себя лучше: заметил, что вокруг поют птицы, бегают и смеются дети. А вдалеке над озером после недавнего дождя распустилась полная радуга.
“Дружище, я смотрю тебе легче!” - воскликнул я и взял пушистика к себе на колени.
“Любимая, я по тебе скучаю
Ты мне нужна как солнце и весна,” - пришли в голову строчки и я стал быстро набирать смс для жены. На следующий день утром запёк мясо с овощами, нарезал салат с помидорами и поехал к ней на работу.
Между нами восстановилась тёплая доверительная атмосфера. Вскоре они с дочкой вернулись. Я ощущал своё перерождение, всё снова стало на свои места. Пробегая жизненные круги вокруг нашего дома, я встречал каждый день Тапка, редко Гопника, и чаще других - Круассана.

Небо произнесло моё имя на ангельском языке. Оно позвало меня к себе, и небесная воля была неоспорима. Струна жизни, которая только успела зазвучать с первыми ударами сердца, вдруг оборвалась. Канал, соединяющий мир духовного и физического, исчез, и я так и не смог сделать первый вдох.
Меня не стало вечером. Я не почувствовал боли: душа внезапно потеряла связь с телом. Будто ледяной ветер сорвал с ветки не успевший распуститься бутон: небо дает, и небо забирает. Я отдалялся от земли и пульсации маминого сердца, направляющего и оберегающего меня. Время потеряло смысл, мои внутренние часы остановились. Будущее покрылось трещинами, будто гладь разбитого зеркала.

Связь с мамой оставалась всё ещё очень сильной, я ощущал поглотившие её горе и чувство вины. Мне стало страшно, ведь мама была моей проводницей в живой мир. Каждый день на протяжении шести месяцев она наполняла нас нежностью и светом. Мысли тянули обратно на землю, и я полетел вслед за ними в дом, где в последний раз был живым.

Блуждая в лабиринтах тусклых коридоров, я слышал обрывки разговоров других мам со своими малышами. Пролетал незаметно, чтобы не нарушить случайно чужой покой. Я чувствовал себя лишним. Тревожным, зловещим знамением, мое незримое присутствие вызывало холодную дрожь у всех причастных к миру живых.
Заглянув в одну из палат ощутил знакомое биение сердца. Оно стучало непривычно быстро и отдаленно, но я был уверен, что нашел маму. Я никогда не видел ее раньше со стороны, и она вдруг показалась мне чужой. Молодая темноволосая женщина с покрасневшими от слез глазами. На ее руках, болезненно сжимающих детские вязанные носочки, я заметил тонкое голубое кружево сосудов. Мама сидела возле окна, отвернувшись от остальных, и смотрела, как опускается утро. Незаметно подкравшись, чтобы не нарушить ход ее мыслей, сел рядом. Потерянные для мира, наполненные скорбью и тоской мы сидели вдвоем соприкасаясь душами, разделяя боль.
Мама дрожала, мне захотелось согреть ее, защитить. Я собрал все наши самые теплые и светлые воспоминания и мысленно послал ей. Мама опустила глаза на нежную голубую пряжу, гладя ее тонкими пальцами. Вместо этих запутанных нитей у неё на руках должен был лежать малыш. Нас охватило облако нежности и единения, мы разговаривали на языке понятном только сердцу. “Мама, прости, что я стал любовью, которой не суждено сбыться, но я благодарен тебе за всё удивительно счастливое время, что мы были вместе…”
Первый солнечный луч коснулся ее щеки, стараясь вытереть слезы. Дрожь прошла. Мама поднялась и открыла окно. Хрупкая нежность и свежая утренняя прохлада стали нашими последними общими воспоминаниями. Отчаяние отступало, и я, ощутив легкость, полетел обратно к небу.