«Ольга, опомнитесь! Что с вами, Ольга?..»
Это блуждает в крови, как иголка...
Ну почему — призадумаюсь только —
передо мною судьба твоя, Ольга?
Полуфранцуженка, полурусская,
с джазом простуженным туфелькой хрусткая,
как несуразно в парижских альковах—
«Ольга» —
как мокрая ветка ольховая!
Что натворили когда-то родители!
В разных глазах породнили пронзительно
смутный витраж нотр-дамской розетки
с нашим Блаженным в разводах разэтаких.
Бродят, как город разора и оргий,
Ольга французская с русскою Ольгой...

/Андрей Вознесенский «Оленёнок»/
.
.
.

Утро нежным оленёнком жмётся к вымени зари,
лунник веет опылённый, над осокою царит.
Льнут хрустальные стрекозы, как магнитики, к пеньку,
на котором рубят кости, совершают перекур.
Робко вздрагивают стёкла от хозяйственных машин,
перекрёсток в битум стёган и бордюрами прошит.
И лежит, как на ладони, на эллипсовом холме -
богомольный светлый домик, где сбылось креститься мне.

В ту весну святые руки ей связал скупой артрит,
крёстный ход вразрез науке - шла война за алтари.
Нелегко родная няня повела меня к попу,
где вода дрожала в чане, и от плача нос опух,
где хотелось извернуться, убежать домой назад.
Я добро читала в лицах и откуда столько зла?
Все чернеющие флаги, и бетховенский аккорд -
динамичною громадой заползали вглубь аорт.
Помню крики кур и уток до поминок, как спала,
сквозь ресницы плыло утро, кошки ели со стола...

Разбудила меня юность - первозданная из фей,
Память девичья очнулась в тихом уличном кафе,
заварные плыли мёдом, капал яблочный самбук,
и на фильмы по субботам приносил билеты друг.
В кинозале сонно тихо пыль блестела на лучах,
На экране - олениха в чистых девственных ручьях...
И светлела я, как будто наполняясь до краёв,
обнимаясь с робин гудом из обкомовских дворов.
В белых лаковых сапожках, в лисьей шубке до колен -
я ходила по дорожкам, по неведомым совсем -
и терялась, и плутала, и молчала, и звала,
обходила иорданы, омывалась - где зола.
Неестественная сила - руки, ноги закрутив,
повела сквозь божье сито на христосовы пути.
По лесам девичьей доли, по полям горелой ржи -
богомольный светлый домик возвращал в другую жизнь.
Растворяя мрак и дебри, нечистоты, мусор слов,
отпечатки провидений, ямы втоптанных следов.
Первобытные инстинкты, пробы дружбы и пера,
грусть, любовь, каток, пластинки - память жадно забрала...

Время ветром в спину гонит, обернуться не даёт,
богомольный светлый домик я прошу - Храни её...
И сейчас мне - видно, слышно - просыпаясь до зари -
хрупкий облик оленёнка и его недетский крик.