Муторно утром Анне. Анна бредёт к обедне.
Тяжкая ноша тянет – медный нательный крест.
Ветер осенний крутит жухлый листок, последний.
Сойка - цветной лоскутик… И оживает лес.

Как хорошо быть сойкой – птицей небеснокрылой!
Птицам неведом горький привкус тяжёлых дум.
Горечь изводит Анну. Анна уже решила:
"К исповеди не встану... Так помолясь, пойду..."

Морось. В лесу проволгло. Как далеко до храма!
И хорошо, что долго... Зырков чужих, косых
в доме суровом божьем – нет, не страшится Анна,
Анну одно тревожит: чей же родится сын?

Этого, с волчьим взглядом? Выдали, не спросили...
Видно, так было надо... Господи, да кому?
Выть бы... Но полыхнуло в сердце пожаром синим,
и - как впервой вдохнула, стало светлей в дому.

Был он случайным гостем – так, чужедальний родич
этих... увязших в злости... Только не их кровей!
И до сих пор у Анны хмелем по жилам бродит
ночка, что с ним, желанным, выдалась на траве.

"Отче, да в чём же грех-то? Ты же – любовь, я знаю!" -
Анна не ждёт ответа, Анна в силках тревог.
...Стук топоров далёкий сойка перепевает,
будто стучится к богу, только не слышит бог.