Из-за твоей сумасшедшей мата-хари в девяностых били друг другу хари местные рудольфы мак-леоды и вадимы, и в той войне она одна - оставалась непобедимой. Мир, ещё не познавший гертруды зелле, погряз в кабале приворотно-энд-рвотного зелья; мир, наигравшийся политическими нардами, облизывал ножки роскошницы из Леувардана, да так, что могли появиться детсады - не то что дети, но... «Что за манера у этих французов, расстреливать на рассвете!»
Все экзерсисы твои я пытаюсь постичь, но как мне пробраться сквозь них к настоящей, Гертруде? Может быть, я овладею тобою частично, жадно лобзая роскошные ножки и груди... Ты, словно космос, темна и загадочна – я бы вышел в тебя (а быть может, вошёл) без скафандра… Что ты несёшь, сумасшедшая курочка Ряба – И без зазрения вводишь в искус Александра.
Я чуть не свалилась с насеста на стёртые доски, дед с бабкой блюли за чудесными яйцами строго... Ох, если бы ты не сподвигнул меня, Македонский, я вряд ли бы вышла с тобой на большую дорогу. Мне помнится вечер, как плакали падшие Фивы, как пьяно излапали город твои диадохи. И я среди коз и овец была самой красивой, настолько красивой, что слышала жадные вздохи. А сколько ещё посягательств до битвы при Ипсе, шепчу я, целуя прохладную мочку без клипсы. Мой путь - между жаркой и супом - так хрупок и узок, что лишь полководцу подвластен - и Гордий, и узел. О яйцах моих упомянет в истории - Курций, не стать мне Стати́рой, забудь меня в Индии, Саша, ты даришь Клеофис - овечек, гусыней и куриц, а я к деду с бабкой вернусь в самобытную Рашу)) L.
От поцелуя горячего вспыхнула мочка - и, встрепенувшись, пришли в возбуждение гены! Жаль, что вдвоём мы не можем протиснуться в бочку – некуда яйца девать в тесноте Диогену. Пышная грудь занимает пространства немало - от напряженья трещат полусгнившие доски!.. Может, хоть так попадут наши яйца в анналы и не затмит их сияющий блеск Македонский!
Мне кажется, что мы дошли до точки падения, а падать нам нельзя. По-разному каталась я, но в бочке?!! В страну, где много пьяных обезьян??? Где ночью бродят крокодилы гены и шапокляки врут "на хлеб подай"? О, нет! Оставим пифос Диогену - пустую бочку вытеснит вода. (Ты украдёшь!), почалим на мустангах, не цевками же топать - пыль мести. В пути мы будем хокку жечь и танку, я обязуюсь вовремя нестись (одно яйцо - на завтрак, три - на ужин, обедать по трактирам будем, да?) Да что там Окиян - большая лужа, ты ж Македонский - и не то видал! Ты только донеси меня до Бабы, до Деда, до халупы донеси. Не выжить мне в трущобах баобабных, не высидеть цыпляток вне Руси!))) L.
Из-за этой ненормальной Мата Хари Не просто били друг другу хари, Но и ругались друг на друга матом, Чтоб только украсить ее хорошим каратом. Вадимы, Олеги, Жаны и Джоны, Хотя и имелись у всех у них жены, Мату хотели в отеле, в лесу. Боже, какой там лес, что я несу? Секреты от Маты по всей Земле Несли Вадим, Рудольф и Олег. А она, читая книжки Эжена Сю, Машинально твердила: «Бери меня всю».
И безмятежно трактуя «Ананда Лахари», иногда, отвлекаясь, хохмила над ними Хари. Чувственно так хохмила, витиевато, бывало без мата, но чаще бывало с матом. И всё бесполезно: сенсационные ноги, без исключения, всех приводили к матовой йоге. Как послушные котики, спали на ковриках и матрасиках и мурчали: «Погладь нам спинки, дочка шляпного мастера» А она уходила - то к Сю, то к Рене Валлери-Радо, и смеялась: «Разделите меня пополам! Я буду рада...» L)
к черту всех легушатников с их Бастилией жу не манж па… нет, не то, Базилио в мой калашный ряд со своей гильотиной?! бери меня всю, ежели не противный))
Ально для геенны - и то чересчур перебор: шестьдесят миллионов французов. Encore, encore* не хватало антропоморфному существу - столько картавых католиков и протестантов в гости) Пожалейте чёрта, Шаде, налейте un verre de lait*. Жозе́ф Гильоте́н, говорят, обожал балет и против жестоких методов казни вёл философский бой. Вот, может быть, с ним и потешился бы лембой. Черти, знаете ли, любят неординарных людей для разнообразия, не только во Франции, по всей Евразии)))
Спасибо большое, Юра, это очень адресный стих, один из моих любимых)
как мне пробраться сквозь них к настоящей, Гертруде?
Может быть, я овладею тобою частично,
жадно лобзая роскошные ножки и груди...
Ты, словно космос, темна и загадочна – я бы
вышел в тебя (а быть может, вошёл) без скафандра…
Что ты несёшь, сумасшедшая курочка Ряба –
И без зазрения вводишь в искус Александра.
Я чуть не свалилась с насеста на стёртые доски,
дед с бабкой блюли за чудесными яйцами строго...
Ох, если бы ты не сподвигнул меня, Македонский,
я вряд ли бы вышла с тобой на большую дорогу.
Мне помнится вечер, как плакали падшие Фивы,
как пьяно излапали город твои диадохи.
И я среди коз и овец была самой красивой,
настолько красивой, что слышала жадные вздохи.
А сколько ещё посягательств до битвы при Ипсе,
шепчу я, целуя прохладную мочку без клипсы.
Мой путь - между жаркой и супом - так хрупок и узок,
что лишь полководцу подвластен - и Гордий, и узел.
О яйцах моих упомянет в истории - Курций,
не стать мне Стати́рой, забудь меня в Индии, Саша,
ты даришь Клеофис - овечек, гусыней и куриц,
а я к деду с бабкой вернусь в самобытную Рашу))
L.
От поцелуя горячего вспыхнула мочка -
и, встрепенувшись, пришли в возбуждение гены!
Жаль, что вдвоём мы не можем протиснуться в бочку –
некуда яйца девать в тесноте Диогену.
Пышная грудь занимает пространства немало -
от напряженья трещат полусгнившие доски!..
Может, хоть так попадут наши яйца в анналы
и не затмит их сияющий блеск Македонский!
На вот, четвёртую серию...
Что-то гузке моей роковой не сидится на яйцах
Мне кажется, что мы дошли до точки
падения, а падать нам нельзя.
По-разному каталась я, но в бочке?!!
В страну, где много пьяных обезьян???
Где ночью бродят крокодилы гены
и шапокляки врут "на хлеб подай"?
О, нет! Оставим пифос Диогену -
пустую бочку вытеснит вода.
(Ты украдёшь!), почалим на мустангах,
не цевками же топать - пыль мести.
В пути мы будем хокку жечь и танку,
я обязуюсь вовремя нестись
(одно яйцо - на завтрак, три - на ужин,
обедать по трактирам будем, да?)
Да что там Окиян - большая лужа,
ты ж Македонский - и не то видал!
Ты только донеси меня до Бабы,
до Деда, до халупы донеси.
Не выжить мне в трущобах баобабных,
не высидеть цыпляток вне Руси!)))
L.
Не просто били друг другу хари,
Но и ругались друг на друга матом,
Чтоб только украсить ее хорошим каратом.
Вадимы, Олеги, Жаны и Джоны,
Хотя и имелись у всех у них жены,
Мату хотели в отеле, в лесу.
Боже, какой там лес, что я несу?
Секреты от Маты по всей Земле
Несли Вадим, Рудольф и Олег.
А она, читая книжки Эжена Сю,
Машинально твердила: «Бери меня всю».
иногда, отвлекаясь, хохмила над ними Хари.
Чувственно так хохмила, витиевато,
бывало без мата, но чаще бывало с матом.
И всё бесполезно: сенсационные ноги,
без исключения, всех приводили к матовой йоге.
Как послушные котики, спали на ковриках и матрасиках
и мурчали: «Погладь нам спинки, дочка шляпного мастера»
А она уходила - то к Сю, то к Рене Валлери-Радо,
и смеялась: «Разделите меня пополам! Я буду рада...»
L)
жу не манж па… нет, не то, Базилио
в мой калашный ряд со своей гильотиной?!
бери меня всю, ежели не противный))
:)
Ально для геенны - и то чересчур перебор:
шестьдесят миллионов французов. Encore, encore*
не хватало антропоморфному существу -
столько картавых католиков и протестантов в гости)
Пожалейте чёрта, Шаде, налейте un verre de lait*.
Жозе́ф Гильоте́н, говорят, обожал балет
и против жестоких методов казни вёл философский бой.
Вот, может быть, с ним и потешился бы лембой.
Черти, знаете ли, любят неординарных людей для разнообразия,
не только во Франции, по всей Евразии)))
*Ещё, ещё
*стакан молока