В душном нересте вокзала вскользь метали электрички то спеша, то канителя, человечую икру, Юлька губы искусала, ну, а «счастье в жизни личной» шло навстречу сквозь метель и ледяную мошкару.
Сколько было этих дролек. Крайний – молодой да ранний под огнём хрипя: «Ложись, тля!», сердцевину полоснул. Лёд в крови «люблюдоколик» конопушками таранил, подвозя из мирной жизни неубитую весну.
Пули слов и компромиссы между истиной и ложью разрываются однажды залпом или по одной. Синей строчкой вен прописан в алом бархате подкожном, в каждом слове, вдохе каждом: «Здравствуй! Здравствуй, мой родной»…
