В горячей топке, в знойном Сенегале, Как, впрочем, в Конго, в Сен-Тропе, на Бали, Под потолок взлетает трубный рёв Жирафов, львов, людей, морских коров.
Народ всё снял, что было под руками, Трусы, повязки - сверху льётся дождь. Нагие телом, куцые мозгами, Кричат: «Ура, убийца – юный вождь!»
В толпе мы рядом - нам ли не прижаться?! Переполняет чувственная жадность... Танцующее женское бедро... Там-там неистощим... И бес в ребро.
Очухались, вздохнули, встрепенулись. Скорее прочь от луков, масок, пик. Музей. Вдвоём. Не слышно шума улиц. Вот Шишкина медведи, Мунка "Крик".
Стоп. Остановка. Нищета квадрата. Стоим, глубокомысленно молчим. А может быть, образованье надо? В нём, где-то, к пониманию ключи.
А может выпить по сто грамм на брата У чёрного никчемного квадрата? Нам до картин-то, в общем, дела нет: В предутренней декабрьской синеве,
Сквозь Питерское стужево тумана Из ресторана крик «Одесса-мама!»
И вдруг - там-там! Багряная с востока, Слониха-ночь, пронзенная копьём, Под утро заметалась одиноко... А мы себе танцуем да поём.
Легко написано, Сергей, спасибо ). Это мы вымучивали на Эдельвейсе, что на стихи.ру, что то очередное про гениальный ЧК. Я этот ЧК считаю тем, чем у себя и привёл. Вот как то так. Что до всего остального то ты абсолютно точно подметил. Я очень люблю песни одесситов и весёлые мордобои на свадьбах, и пр. событиях. Без особых увечий и поножовщины. Это жеш так весело ). Добрый час суток)
Собственно у ЛГ была такая спутница. ..Кстати. В ночь музеев в Питере такое вот паломничество действительно имело место. Вот токо Малевич не был представлен своим ЧК ). Спасибо Вам )
Слава богу, походила в Питере - родина, всё-таки А нынче в Урюпинске, да. А что делать? "Если повезло в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря"(с)
Счастья и удачи тебе - слоновьих размеров!
Агатовый охотник в Сенегале
Пытается воткнуть в слона копье,
А в Питере с вечерними снегами
Народ лиловый непрерывно пьет.
Двоится впереди горбатый мостик –
Старинной бронзы мокрое житьё.
Гуляем, вдруг музей: "Зайдём-ка в гости."
Ступени, дверь – картины! Ё-моё!
В горячей топке, в знойном Сенегале,
Как, впрочем, в Конго, в Сен-Тропе, на Бали,
Под потолок взлетает трубный рёв
Жирафов, львов, людей, морских коров.
Народ всё снял, что было под руками,
Трусы, повязки - сверху льётся дождь.
Нагие телом, куцые мозгами,
Кричат: «Ура, убийца – юный вождь!»
В толпе мы рядом - нам ли не прижаться?!
Переполняет чувственная жадность...
Танцующее женское бедро...
Там-там неистощим... И бес в ребро.
Очухались, вздохнули, встрепенулись.
Скорее прочь от луков, масок, пик.
Музей. Вдвоём. Не слышно шума улиц.
Вот Шишкина медведи, Мунка "Крик".
Стоп. Остановка. Нищета квадрата.
Стоим, глубокомысленно молчим.
А может быть, образованье надо?
В нём, где-то, к пониманию ключи.
А может выпить по сто грамм на брата
У чёрного никчемного квадрата?
Нам до картин-то, в общем, дела нет:
В предутренней декабрьской синеве,
Сквозь Питерское стужево тумана
Из ресторана крик «Одесса-мама!»
И вдруг - там-там! Багряная с востока,
Слониха-ночь, пронзенная копьём,
Под утро заметалась одиноко...
А мы себе танцуем да поём.
Спасибо Вам )
А нынче в Урюпинске, да. А что делать?
"Если повезло в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря"(с)