Знаешь, когда что-то внутри расклеивается, вроде
Конвертов, скупо смазанных канцелярским клеем,
Я начинаю усиленно рыться в душевных комодах,
В поисках глубоко и давно забытых воздушных змеев.

Хочется, конечно, слушать чей-нибудь шепот ласковый,
Обязательно говорящий о том, что «все будет хорошо»,
И, листая огромную темно-красную книгу со сказками,
Быть уверенным в том, что время чудес пришло.

Хочется не помнить о том, что черно-белая бессюжетность –
Не бред сценариста в ящике, а то, что называют «жисть»
Правда, вот с этим спорить еще, доказывая свою не тщетность,
Хочется, пожалуй, сильнее, чем падать ввысь.

Еще, наверное, улыбаться до судорог в скулах хочется,
Типа: «Черт же тебя дери, я еще и не такое могу!»
Губы кусая в кровь, врать о сердце не одиноющем,
Ну или состряпывать кукиш, грозя невидимому врагу.

Но я, как бы сложно это ни было, разворачиваюсь
И продолжаю инспекцию раритетов в своих схронах
Там есть журавлиное: «Я не умею быть схваченным!» (с),
Нежные взгляды, молчание и замирание на стрелках Крона.

Там даже отыскиваются такие штуки, как белый снег,
Быстро тающий на губах, запах яблок и звон капели,
Рассвет в горах, счастливый трамвайный, море и брег,
И вера в то, что все декабри превращаются в апрели.