На склонах каменных Афгана,
где убиенным счёта нет,
держал упрямый лазарет
живую душу капитана...

Ему, раздавленному в жуть,
лавиной тёмного железа,
врачи пытались шанс вдохнуть
и, понимали, - бесполезно...

уже и крест чернел на шее,
лицо суровилось острее,
и мукой полунеземной
ему грозил последний бой
перед Извечными Вратами…

а Он… искал Её… глазами,
и взгляды встретились: «Сестра!
я знаю… мне… Туда…пора
прости… грехов «до чёрта» много
но, вижу, знаешь ты… про Бога…
а, я ж, крещёный… и, прошу,
ты… помолись, пока дышу…»
…
Какие в ней терзались грозы,
но, растирая маской слезы,
- Пустите… - молвила, едва
её мы слышали слова…

Все отступили в пустоту...
И двое их осталось в мире,
когда сошедшие стихири,
души срывая наготу,
она шептала как в бреду:

«Иисусе Христе, Сыне Божий,
Не помяни рабу грехи!
Даруй кончину христианску,
да примут ангелы твои
Его раскаянную душу...»
Он, верно, всё...уже не слушал,
Но отступило воронье,
ведь звуки голоса её
такой любовью одарили,
что под горючий трепет их
он улыбнулся и... затих,
когда врачи...глаза...открыли.

Сестренка та "звалась Татьяна",
она… не все… молитвы знала...
Но что мне равенство имён,
когда по всей Руси икон
нет этой женщины достойных,
что в бесконечных русских войнах
нам отворяет небосклон
и остается над могилой
сестрою, матерью и милой!

Я вряд ли верю в кущи рая,
но, коль уйти, судьбу кляня,
прошу, чтоб женщина такая,
пусть даже имени не зная,
молилась рядом за меня.
10.06.2011г.
по эпизоду повести
А.Карелина «Уткашея»