Полночь в гостиной пробьют часы. Искрой стрельнет камин.
Больше не стоит ничьей слезы право не быть людьми.
Лучше отсюда беги, сестра, юную жизнь любя.
Братья сорвутся в вороний грай и заклюют тебя.

Зря ты искала, бредя сквозь лес, рада была, найдя.
Смерть нам готовил маньяк-отец из-за тебя, дитя.
Тьму в наших душах, перу под стать, ночью не побороть.
Когти и клювы, острей, чем сталь, жадно вопьются в плоть.

Клятва двенадцати жжет сердца, лавой ломая льды.
Нежный овал твоего лица не отвратит беды.
Каждый из братьев теперь другой – в ножнах от крови ржав…
Что ты с улыбкой глядишь в огонь, тонкие пальцы сжав?
*
Гулко в гостиной часы пробьют, щелкнет камин щепой,
Но ничего не спасет уют бархата под щекой.
Милые братья, бегите прочь ради всего добра,
Или, как только наступит ночь, вас загрызет сестра.

Кротость сползает с лица, как лак, ласка шелков тесна…
Что мне готовил отец-маньяк, лучше бы вам не знать.
Злу преступить непреклонный путь вы бы могли посметь –
Вот, получается, почему вам присудили смерть.

Желтыми станут мои глаза, плечи покроет мех…
Разве крапивной пеньке связать нас непреклонных всех?
Месть ли, безумство в тринадцать жал – крови важна ли цель?
Сказочник, кажется, ты солгал, счастье суля в конце.