Загнав поглубже тоску и ярость, зачем, не знаю, но я вернусь туда, где воля в плену осталась, где время вытянулось в струну, где вечера согревала жалость, а злая жажда в тиски брала, где разум, к полночи возрождаясь, наутро заново умирал…
Бездонна пропасть, смертельна клетка, что, зацепившись, висит над ней, пошевелись – и сорвётся с ветки… Но вязнет вечность в сурковом дне.
И снова жалость, и снова жажда, их не стряхнёшь и не сбросишь с плеч, в тюрьму себя заключив однажды, мосты в былое непросто сжечь, смирить уродливого паяца, врага, что в рабстве тебя держал, себя ломая, с цепи сорваться и в исступленьи бежать, бежать...