С ним я старался не спорить, были бессильны слова: друг мой, противник теорий, как аргумент драл диван. Сказки любил, чтоб с котами (Мурр был особо в чести), но презирал Мураками – имя с обложки когтил.

Так бы и жили, но летом встретил я ту, что не та... В трансе писал ей сонеты, другу на пробу читал. Он же, испорченный Бродским, тихо хихикал в усы, я обижался до слёз и клялся лишить колбасы.

Схлынула в дождь эйфория, шансы добил снегопад: та, что не та, испарилась. Я вышел в ночь и пропал.
То в ресторанах Коломны, то в незнакомых дворах, я умирал и не помнил – мне же нельзя умирать!
Дня через три буйно-пьяный схлынул внезапно угар.

Друг мой сидел за диваном, молча. А лучше б ругал. Я на полу ждал полночи – выжат, бессилен и нем. Он понял всё – так же молча, вылез, прижался ко мне.

...Март разлучил нас, но с крыши кот иногда смотрит вниз. Я понимаю, дружище. И не прощаюсь. Вернись.