Тяжелую приоткрываю дверь
туда, где вязью в облаках лежит
прошедшего немеркнущий рассвет,
глубинная таинственная жизнь
твоих ушедших в землю городов.
Труха и пыль, осколки, черепки,
освобожденный остов, мертвый дом,
рассеянные мелкие стежки —
иглы железной импульс, тайный знак,
который подают издалека
забытые чужие имена,
записанные на сухих руках
твоих покрытых пеплом мостовых.
Источенные хрупкие пласты
скрепляют беспокойный мир живых
и мир, сокрывшийся от суеты
в сырую землю, влажный глинозем,
свои обломки пыльные храня —
обрезки кож, осиротевший дом,
следы поветрий, голода, огня,
следы босых ступней, умелых рук,
уверенного твердого пера.
Но жизнь твою, твой многолетний труд
густого времени скрывает мрак:
все видимое временно. И нам
к тебе не прикоснуться, не глотнуть
мед и железо, гарь и фимиам.
Но пью твою святую тишину
и темноту сквозь скважину, сквозь щель,
чуть приоткрыв рассохшуюся дверь.
И контуры невидимых вещей
рисует в небесах нездешний свет.