(мемуарное)

Я живу у бабушки на Артёмке*. Мама приходит поздно, забирать меня не спешит, а мне только этого и надо. Здесь же большой двор, игры, подружки...
Нижняя часть двора асфальтирована, а верхняя, неизученная, покрыта травой. Желтеют одуванчики, влажнеет подорожник… По левую сторону узкой тропинки ряд палисадников: бархатные хризантемы, словно дамы в бальных платьях, и стройные кавалеры-гладиолусы. Тропинка упирается в деревянную двухэтажку — тут-то и начинается сказка. Марлевая занавеска отодвигается, и на порог выходит баба Яга. Конечно, она не Яга, а Фрида — Белкина бабушка, но очень похожа! Я сама видела, как она посадила Белку возле открытой духовки, сушить волосы после мытья — того и гляди в печь засунет!
На второй этаж ведёт высокая лестница — там, в башне, могла бы жить принцесса. Но оказывается, что обитает там семья маленькой Инки. Инку учат музыке. Учительница объясняет, что руку над инструментом надо держать так, как будто удерживаешь яблочко:
— Покажи, как ты будешь держать? — Инка поворачивает ладошку с воображаемым яблоком и подносит ко рту:
— Буду кушать!
По правую сторону, вдоль двора, стоят сараи. В тени этих сараев мы играем в куклы, готовим из травы салаты и, чтобы борщ в детской кастрюльке был похож на настоящий, натираем в него кирпич. Иногда бабушка выносит настоящую еду, и мы «обедаем на свежем воздухе». В детский сад никого не водят — нам и так весело.
Бабушка постоянно ходит на рынок, готовит, шьёт, стирает — наша немалая семья воспринимает всё как должное. Теперь, спустя много лет, я хорошо понимаю, что такое «распределение труда» было не очень справедливым.
В воскресенье собираемся за большим столом, (как умещаемся в одной комнате, ума не приложу!). И начинается: дед любит вареники с мясом, зятья — с картошкой, дочки — с капустой, сын — с творогом, а внуки — с вишней... Ах, эти вареники с вишней, выложенные на большое блюдо, политые остатками вишнёвого сока! За столом всегда шумно и вкусно. Я не помню, чтобы в далёком 1962 году кто-то жаловался на то, что ребёнок не ест — у всех детей был нормальный аппетит.
В заасфальтированной части двора играем «в классики», иногда — «в квартиры»: чертим мелом комнаты, заполняем нарисованной мебелью. Дефицита нет — рисуй себе всё, что душе угодно! Квартиры большие, просторные, в отличие от тех, в которых мы живём.
После похода в цирк — играем в цирк. Обожаю быть укротительницей! Все становятся в круг (в эту игру принимали даже малышей) и я, ударяя импровизированным хлыстом, командую «тиграм»: «Ап!»
А «тигры», преимущественно «тигрицы», прыгают через хулахуп, а потом рычат и бегают по кругу. Маленькая Нонка в пышном платье с огромным бантом, изображая непослушного зверя, плюхается в лужу и во всём розовом великолепии с удовольствием разбрызгивает грязную воду. Эх, и доставалось нам от родителей за такой цирк!
Спустя много лет моя мама задумчиво эдак припечатала:
— Ты же хотела быть укротительницей — вот и работаешь в школе.
Я росла в уверенности, что в нашем дворе царит всеобщая любовь и дружба — в детстве всегда «вода мокрее, и зеркала яснее».
Как-то, играю я c Танюшкой на балконе, а мама её в комнате болтает с моей тётей. Тем временем забегает Сашка, братишка мой двоюродный — в руке надкушенный помидор. И при виде пианино в Танькиной просторной квартире замирает от восторга.
— Саша, что ты хочешь? — и он, не выпуская из рук надкушенный помидор, с ходу выкрикивает:
— Писать, какать и играть на пианино! — понятно же, растерялся человек!
Теперь, когда кто-то хочет всего много и сразу, я непременно добавляю «и играть на пианино», хотя, при этом многие меня не понимают.
А ещё у бабушки был подвал. Страшный таинственный подвал, в который меня не пускали. Глубоко под землю вела каменная лестница, а внизу дверь с навесным замком. Я воображала, что там заперт Горыныч и, если я, открывая замок, зазеваюсь, змей вылетит и наделает много бед. Но в подвале хранилась картошка, солёная капуста, огурцы, помидоры и банки с необыкновенным вареньем. Такого варенья мне никогда уже не сварить...
Спустя много лет, зашла я на Артёмку и растерялась. Расстояние между сараями и жильём сузилось, а верхняя часть двора сильно придвинулась к нижней. Я уже не узнавала свою Артёмку! Но тут мне показалась, что из парадного вышла Валькина мама:
— Женщина, вы что-то хотели?
— Нет. Просто я когда-то здесь жила.
— Марина?!
— Валя!
Я начинаю понимать, что это Валька. Слава те господи, что я не назвала её Верой Ивановной! Валя, даже в интонациях, была копией своей мамы:
— Тю, а я испугалась, что риэлтерша пришла! От делавары, весь двор норовят скупить, мы же тут в центре…
…И всплакнули мы с Валькой по нашему детству — две немолодые тётки посреди старого скукожившегося двора.

* – ул. Артёма 13, Днепр.