В пору, когда рассосался уже по окрестностям вечер, Насекомых личинки уснули среди шелухи и трухи, Нежный поэт целует Вам нежные плечи… Апчхи!
Стоп, говорите Вы, как это он – рассосался? Что за... рассосанный вечер? Личинки среди шелухи? Может, у Вас не хватает мозгов или пальцев, Чтоб написать мне нормальные тютче- и фетостихи?
Всё потому, что... опять не читали Майкова? Константина Бальмонта, любимейшего моего. Вы читали Пруткова. Пруткова. Пруткова! Братьев Жемчужниковых и Толстого, но не того! Это конец. Одевайте меня. Надоело. Больше не будет слащавых и липких строк. Не разобьётся кувшин и моё неантичное тело, В смысле худое моё топ-модельное тело, Страстью дыша, не падёт вам на грудь как цветок.
Побледнел наш поэт... Побледнел – не нашёл что ответить. Он хотел было встать, только Вы не слезали с колен. Ждали слова "прости". И страданий. А ветер Глупо бился в окно, не суля никаких перемен. И когда наконец он сказал долгожданное слово, Вы вскочили, вскричали: – Ха-ха! Не прощу. Не хочу! Уходите к другой! У другой не читайте Майкова. Забирайте скорей эту вот... с логотипом Пруткова Епанчу!
...Что ж, такое бывает, когда Вы целуете плечи
В мире, где можно легко затеряться среди шелухи,
В пору, когда рассосался уже по окрестностям вечер,
нравится)