Никифор, жертва лирики и мира, Лишь в тёплые края спровадит ос, Наквасит груш, Щавель законсервирует, Засыплет чернозёмом абрикос - Чтоб не замёрз; Расплатится за труд с бульдозеристом... Погладив дерево по содранной коре, Произнесёт :"Сработали нечисто: Вот веточка торчит. Срублю, чтоб в январе Не мучилась..." Пока Никифор рубит, Вам расскажу историю, друзья, Как подвела французская змея Поэта нашего. Он, словно клещ на шубе, Из чаши сладострастия не пьёт, Но, в целом, пьёт. С помещицей, Аглаей Силикон, Никифор больше месяца встречался; Всё как положено: и выбрит, и влюблён. То на чаёк заедет, то на часик. И вот пришла пора - всегда бывает так - Решил на нОчь заехать, на коньяк. Аглая всё, конечно, понимает, Но в голове шумит вчерашний бал, А тут - поэт. Бутылку охлаждает. Цветы, стихи... Ну, в общем... поддостал. Бодрится, как старик в минуты физкультурки, А на балу - и вмазать, и мазурка... - Вчера состряпал вот канцону и псалом-с. Изволите послушать? И Аглая, Горящей головой задумчиво кивая, Вдруг говорит: "У вас, поэт, - прононс. Ужаснейший. Словесный. Невозможный. Не знаю, с чем сравнить..." Поэт в ответ: "А может, Как после ваших кушаний, Аглая? Когда кишечник то скулит, то лает... Рабом перистальтических мучений Сидишь и смотришь на дубовый пол". Ах, после столь игривых преткновений Не будет колебательных движений У них вовеки. Путь любви тяжёл И кратковременен, как трезвость тракториста, Что спит сейчас в ковше бульдозериста За садом у Никифора. Там страсть Утихнет вмиг: вы знаете, как сладко Сидеть под яблоней, стрелять и не попасть В себя, в закат и в куропатку?
никифор молочков и полнейшая аберрация
Вспомнил, вспомнил… Вчера, в день рожденья
подарили мне в шутку коллеги-друзья
языкастое фото Эйнштейна.
Nik ( Языкастое фото)
То не колибри в царстве орхидей, Не пташка малая над полем кукурузным, Не Михаил Наумович Эпштейн, Не Эйзенштейн, cоветской кинокузни Кузнец могучий, - то Альберт Эйнштейн. Ждёт, чтоб ушёл последний из гостей, Собравшихся к Никифору на праздник. Вот понемногу гости и вылазят… Всех пригласил поэт. Тут и супруг Наташин, Семён Семёныч, Пухин тут и Ташин, Помещики, собратья по перу. И знаков восклицательных гуру, Кирилл Хваливзамен. Он слово "хорошо" На "классно" заменил. Своим путём пошёл, Друзья твердили. Жалко только - запил. А музу б не одну в чулане запер, Как наш Никифор давеча жену: Ну, верно, каплю лишнего хлебнул, А, может быть, с бабайкой перепутал… С кем не бывает в тяжкую минуту Интоксикации. Ну, с днем рожденья друг! И расползлись они. На север, запад, юг Никто не полз. Все – на восток, в Россию: Там крепостное право отменили. Там шамбала березового ситца. …Никифор спит. И думает что снится Ему Эйнштейн, задумчивый и строгий. - Альберт, Альберт, поговорим о Боге? - Ещё скажи, о Достоевском. "Идиот". Зачем супругу запер? Тут берёт Великий физик Жертву выпускает: "Щас будет аберрация". И вот, Пока жена Никифора не бьёт, Эйнштейн, конечно же, не исчезает.
А утром – боль. Эйнштейн дрожит в руке. Ещё язык показывает. Сволочь. Всё это видел в тёмном уголке Суровый критик – Иннокентий Стволов. Он мог бы подтвердить. За рюмочкой. Со вздохом. Но нам, читатель-друг, признаться, как-то всё равно.
Опубликовано: 03/06/16, 23:57
| Просмотров: 779
Загрузка...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]