Будто врачи, будто белые и с пинцетами,
Нарочито лезете с советами и рецептами,
И раз по сюжету планировал стать кулинаром,
Оставлю в письме на прощанье рецептик отвара.

На вечно горячей плитке памяти,
В грязном чане под коркой наледи,
Во вредных мыслей прогорклом масле,
Не дотерпев и до тёплой пасхи,
Медленно тушишь с луковым горем
Проблемы гнетущей срубленный корень.
С россыпью будней из хлора и натрия
Оставляешь помучиться годика на три.

Закаты выжжены, рассветы блеклые.
Пускай боль брызжет, пускай боль бегает.

Теряешь дух, готов пасть замертво,
Идёшь на стук, и из грудной камеры
Достаёшь маринованный в слёзах клапан.

Прошлое ноет, прошлое каплет.
Кончилось детство, мир - взрослая кухня,

Громко рвёшь сердце, в тёмный чан плюхая.
Добавив чуть спеси, несахара жизни,
Невесело ждёшь окончания шизы.
Мешаешь. На максимум сделав агонию,
Смотришься в лакмусовое заоконие.

А душа с прохладным обидным жестом
Отправляется в кругоадовое путешествие.
Додавившись вдоволь готовым кушаньем,
Еле дышишь, судьба порушена.
Галантно теряешь мечту стать поваром -
Без таланта, характера, норова.
Принимая масштаб, глубину разрухи,
В холодной войне умываешь руки.

Если первый блин - вышел просто комой,
Второму - быть в полный рост, венковым.