За кружкой пива в мерзкий вечер нет-нет задумаешься над
Проблемой вынужденной встречи с проводником до неких врат,
Где всем по совести и чести кнуты и плюшки раздают,
Помнут грехи, заслуги взвесят, и в нужном высадят краю.
Но прежде – долгая дорога, мужик и мёртвая вода,
Однако стиксов и харонов никто не видел никогда.
Жаль, высших смыслов не осилить – не мастер мыслить, как пророк,
Зато трамвайный бог Василий предначертание предрёк.
Мол, попадёшь в эдем, родимый, в аду нема свободных мест,
Там чужаки и побратимы крутой устроили замес,
Такой, что бесы рвут и мечут, и тайно думают о том,
Как лучше выскочить из печи, и к людям в ноги прямиком.
А что? Приветим, обогреем, накормим салом и борщом,
Пусть обживутся, подобреют – глядишь, исправятся ещё.
Штаны наденут (чай, не звери), беречь привыкнут новый дом –
И обезьяну, если верить, облагородили трудом.
Освоят множество профессий, пойдут добро нести в народ,
А мы им – пенсии отвесим, страховки, полисы и МРОТ.

Дождём по носу щёлкнет вечер, ты не готов, как ни крути,
Всерьёз задуматься о вечном, зело пугающем пути.
Причмокнешь, пиво допивая, а следом мысль – аж в горле ком,
С чего б водителю трамвая не стать твоим проводником?
Придёшь к нему, накатишь сотку, и смерть – не смерть, а тихий пляж,
Вокруг ни вышек, ни высоток, и воздух – хоть на булку мажь.
Затянешь песню на потеху – и всё на месте, всё, как встарь:
Ночная улица, аптека, убитый молнией фонарь.