По улицам горящая река течёт под громкий рёв лужёных глоток.
Пылают жарко факелы в руках — эффектны будут красочные фото
на фоне флагов, лозунгов и рож, недавно бывших лицами, а ныне
от их оскалов пробирает дрожь, а дежавю, потоком чёрным хлынув,
отбросит на десятки лет назад, вернёт к таким же юношам плечистым,
разлившим по земле нацистский яд во имя высших людоедских истин.

Из низких туч посыплется не снег, а серый пепел заживо сожжённых:
на алтаре, воздвигнутом войне, распяты дети, матери и жёны.
Свинец сшивает намертво с землёй «недолюдей с нечистой кровью в жилах»,
разносит ветер обречённый вой расстрелянных за то, что просто жили.
За лесом вознесённых к небу рук Освенцим с ненасытными печами,
а эти снова славят волчий крюк — короткой слишком оказалась память?

Предателей в герои возведя, молясь на палачей, как на иконы,
врагов с безумной скоростью плодят арийцев искорёженные клоны.
Взбесившейся волчицы молоко глотают жадно и господством бредят,
плюют на человечность и закон сошедшие с ума «онижедети».
Вопят с трибун о славе и войне, забыв о том, чем кончилась Вторая.
Сверхчеловеки? Полубоги? Нет. Облезлых шавок лающая стая.

Они забыли сорок пятый, май и Трибунала приговор суровый.
Нацистская кровавая чума из старых схронов выползает снова.