покупая по случаю «сталинку»,
торжественно клянусь:
не выбрасывать пианино старенькое,
пыль с него стирать тихохонько, чтоб не скулили клавиши расстроено,
чтоб не клацала черная крышка, аки Цербера пасть.
до смерти теперь мне с этим приданым маяться,
вкруг него на цыпочках чтобы не тревожить Лидочку
в консерваториях, где тишайший лёд и беспамятство.

ах, как Лидочка черешню кушала
брызгал сок на концертную кофточку,
ей Авдотья: «Божечки, девка бедовая!»
ай, смеётся Лидочка, пальцы нервные вытрет о платок батистовый,
да на пианинке играть – светлеет в сталинке,
всех гостей - и бухгалтеров, и особистов - на слезу пробивало

как там, Лидочка, в консерваториях
о колымской земле поётся под вальсы Шуберта?
Цербер рвется с цепи, кровью харкает,
твой платок батистовый особисту в аду
ночь и ночь мерещится.

давеча заполночь вижу - Лидочка.
крышку подняла и нервными пальчиками
клавиши перебирает.

- что тебе? спрашиваю
- здесь, говорит, между ре и до
упала косточка черешневая.
боюсь, вдруг провалится, прорастёт в аду.
- в инобытие не майся, Лидочка.
я найду