Мы жили в этом мире, несовершенном и прекрасном, творили, мечтали и парили в небесах, любовались миром, постигали его. Мы делили мысли и слова, ты часто дразнил меня интеллектуальной иронией своих фраз и смеялся над моим деланным возмущением. Тебя волновало всё, что происходит в мире и расстраивало, что люди по-разному думают, не говорят друг с другом, ты считал, что в непонимании и есть несовершенство мира, говорил, что мысль – начало поступка, а слово – первый из них, и ты стал разговаривать с людьми, и были те, кто слушал, ты радовался, что меняешь мир. Однажды ты сказал, что от желания одного мир не изменится, что нужен тот, кто объединит людей, поведёт за собой, и ты будешь тем, кто ведёт, укажет направление, и тогда люди вместе сделают мир лучше. И ты повёл, и были те, кто пошёл, они собрались в толпу, следовали за тобой, как зверь преданный, ведомый, алчущий, ты водил этого зверя на привязи по закоулкам помыслов своих, а он слизывал каждое слово твоё, упавшее к его лапам. Мир померк, в нём не осталось места для нас с тобой, он сжался, ограничился нуждами зверя твоего, ты так увлечённо им управлял, ты чувствовал его силу, наблюдал, как зверь, отстаивая правоту вашу, порыкивает на чужих, тех, кто не принимает вас – тебе нравилось. Зверь рос, он выучил твои слова, он складывал их в свои фразы, требовал засвидетельствовать право ваше на мир, а ты скармливал ему всё новые куски плоти своего мироощущения, пока не скормил почти всё, и в мир пришла тьма. Ты был исчерпан и горд, зверь же метался, клокочущий, агрессивный, ему стало мало тебя, мало слов, зверю нужно было доказательство действием, и он сорвался с привязи, неся, как знамя, слово твоё, запаливая жертвенные костры во имя идеи твоей. Мир запылал, и пламя затронуло всех, обжигало чужих, тех, жгло вас, зверя твоего, разбирало его на растерянных людей, пламя выжигало свет в глазах твоих, сжигало для тебя небо, пока тьма не схлынула. В наступивших сумерках ты слушал гул чужих слов, они собирали, приручали зверя, зверь звал тебя, ты слышал и ты молчал, ты был оглушён осознанием потери, собирал пепел, хотел развеять его, что бы перестать чувствовать, не видеть, каким стал мир, – он принял всё, что ты ему дал. Ты пришёл к моему порогу после, зыбкий и пропахший бедой, проскользнул тенью через него. Чужой – ты прячешься за сарказм постороннего, за сложностью изломанных фраз, хочешь обидеть, чтобы я, наказав, прогнала во тьму, думаешь, что она сможет дать покой, призываешь и боишься её. Глупое же моё сердце тебя не отпускает, оно знает, что ты ищешь смирение, просишь принять тебя, и я принимаю. Наползающая темнота постепенно тебя растворяет, и только свеча в моей руке всё ещё позволяет видеть на стене, за твоей спиной, колеблющуюся тень крыльев. Мой падший ангел, нам надо дождаться рассвета…
Иначе какие они творцы революций, если будет не так?
Спасибо, Артур, за талант читателя, бесценное качество!