Я ведь тоже когда-то поверил
в сладкую песню о добром небе,
но оно не спустилось ко мне с распятия.
«Ещё не время!» - крикнул мне ангел,
качаясь на маятнике луны.
«Что такое время?» -
спросил у своей неприкаянности часовщик,
живущий в моём сердце.

А помнишь,
как, расковыряв отцовские часы,
любознательный мальчик
выломал из них стрелки?
Но это не помогло ему выйти из лабиринта времени.

Сквозь пальцы Бога, протянувшего мне руку помощи,
утекли тонны сухих, колючих мгновений,
стёрших на стене моей памяти
барельефы улыбающихся друзей.

Из храмов,
разрушенных дождями сомнений
и ураганами отчаяния,
вышел эсперанто пугливого изгоя.

Я раскрыл перед людьми книгу своей боли,
но никто их тех немногих,
заглянувших в неё,
не понял в ней ни слова.

А я всего лишь звал их с собою
искать страну безвременья,
планету негаснущего счастья.

И я понял,
что время не лучисто-чистая речка,
уносящая солнце за солнцем,
не море,
в колыбели жизни качающее бледную невинность луны,
а коварная пружина,
хоть и вынутая в детстве из сломанных часов отца,
но всё ещё живая.

Время - коса ДНК,
расплетаемая трясущимися пальцами старости.

Я понял,
что стал точкой на звёздной карте,
началом луча,
пытающегося пронзить эпоху.

Неужели я тоже очутился здесь,
посреди белого циферблата,
в эпицентре ослепительного холода?
Я же не шестерёнка,
не дервиш,
не ведьма,
чтобы кружиться на месте,
раскинув руки стрелками,
вечно догоняющими друг друга
и не создающими ничего,
кроме опьяневших вихрей.

А ещё я научился смаковать вид и вкус одиночества.
И песня моей тоски придумала себе забавный припев:
«Чья это бродячая печаль
оставила мне на снегу цепочку следов?
Идти по ним или оплакивать их,
оставаясь неподвижным центром вселенной,
сердцем,
вокруг которого
вьются снежинки мгновений?»

Мне так страшно!
Снег - это начало смерти,
он не освещает тёмных углов,
он пожирает светлые надежды,
сжавшиеся в комок луны.

Кто виноват в том, что даже слёзы мои дрожат от страха?
Кто вылепил время из ужаса былых обид?
Они ухватили за ноги ребёнка,
убегающего прочь от реальности.

«Поздно!
Поздно!
Поздно!» -
стонут колокола
под ударами
равнодушных минут.

Порой я вглядываюсь в пустоту моих горизонтов,
за которыми прячутся отголоски прошлого, -
и тогда начинаю догадываться,
что время - слёзы сталактитов,
стекающие на увядшие губы памяти,
капли кислоты, разъедающие всё,
что я прижимаю к сердцу.

Одиночество - это город старика,
опустошённый вирусом времени.
Да и сам я здесь - осколок вечности,
не нашедший места в мозаике звёздной красоты.

А земля - всего лишь время,
смятое в отчаянном кулаке неба.

Жаль, что я так и не изобрёл часов,
идущих не вперёд, не назад,
а в глубину радости...