Лошадь стояла в прихожей. На ней был фланелевый костюм — серый, как понедельник без конца.
Лошадь была одна — не потому, что рядом никто не жил, а потому, что рядом никого не было.
За окном капал дождь, он медленно точил стекло, словно термит времени, пожирающий дом изнутри.
На стене висел портрет неизвестного человека, с лицом, спрятанным за аппетитным зелёным яблоком. Человек был так похож на лошадь, стоящую в прихожей, что от этого сводило челюсти и непроизвольно выделялась слюна с привкусом прогорклого яблочного сока.
Лошадь пошевелила ухом, почуяв шаги почтальона и шорох бумаги в почтовом ящике. Затем кашлянула, выдохнув в пространство палочки Коха, и устало перевалилась с ноги на ногу.
Она давно не получала писем. Газеты всё ещё приносили, но только вчерашние, в которых не было ни строчки про неё.
Лошадь выпрямила спину — насколько могла. — Что ж, — подумала она, — опять бег с препятствиями. Без зрителей. Без финиша. Без шансов.
Взяла портфель. Вышла из квартиры. И заперла дверь на два оборота — не из страха, а потому что так принято. Так учили. Так делают, даже если за дверью — ничего.
С нас Рене Магритт взыскал.
Лошадь забивает гол.
Лошадь - это ЦСКА.
Тая, мне очень понравилось))) Под размеренный эмбиент можно такое читать.