Strega:

Я су, агапи му! Вечер совсем как в Афинах.
Яркий, горячий, сухой, без намёка на дождь.
Нет лишь тебя, Ипокрит, мой предатель любимый...

Зря я тогда не поверила: грек - значит лжёшь

Старая байка права, каждый эллин несчастлив,
Если хоть раз не соврал он кому-то на дню,
Если за день ни одной у соседа напасти
И самому не подносят пустого меню.
Если никто не украл, не ударил. Не вызван
за непонятно какую вину на дуэль.
Тёща молчит и ребёнок его не замызган -
грек в этот день не ложится счастливым в постель.
Чует подвохи судьбы в каждодневной удаче.
Каждая радость - намёк на несчастье потом...

Я понадеялась зря, что с тобою иначе
будет, и в то, что ко мне возвратишься потом...

Я су, агапи му. В море далёком открытом
ветер полощет твой флаг голубой или дождь...

Как позабыть наконец мне лжеца Ипокрита,
что на героя из мифов эллинских похож?


Юрий Борисов:

У Эгейского моря я лежала, прелестная,
А мужчина поблизости мне Гомера читал.
Это он так ухаживал, завораживал песнями,
Доставая до сердца мне. И в итоге достал.

И в груди моей сердце и шкворчало и лопалось,
И казалось, что сливками бублик жизни полит.
Грека полностью звали Ипокрит Попадопулос,
Впрочем, он отзывался мне даже на Ипполит.

Это был попадос. Я влюбилась беспамятно,
Каждый день заплывала я рядом с ним за буйки,
И любила его прямо в море, без паники,
Под напевы гекзаметра илиадской строки.

Только мама грозила мне: «Не гуляй, доча, с греками,
Коль они очень древние, вот как этот герой.
Я сравню тебя, доча, с полноводными реками,
А его с второсортною минтаёвой икрой.

Я, рыдая, с ней спорила, просто не было моченьки,
Но она непреклонная, как ахилловский щит:
«Госпожа Попадопулос» - как-то это не очень-то,
Как-то это уж, доченька, ну совсем не звучит».

С этим доводом матушки не могла уже справиться,
Стали оба несчастными – я и мой Ипполит.
Проживаю в Асбесте я, при заводе охранница,
И слезами горючими бублик жизни полит.

Strega:

У Эгейского моря, где скалистые пляжи,
я валялась на острых, неудобных камнях,
размышляя о ценах на ночной распродаже
жаркой плоти туристок (не меня! не меня!)

Приезжает мечтая, что брутальные греки
станут в очередь сразу, как увидят загар
и в тенях декадансных черно-синие веки,
и мешку с силиконом принесут себя в дар.

Что в шкворчании нежном неопознанных звуков
и душа растворится и, конечно, мозги.
Что раскроют объятья её жадные руки
с маникюром кровавым, а в ответ - кошельки.

Но не в курсе дурёха, что опасность таится
под красивые песни там, где плоть наголо.
Что не просто разденут, общипают, как птицу,
не оставив и цента, жеребцы жиголо.

Юрий Борисов:

У Эгейского моря, где ажурная пена,
Где втыкается в небо вдохновенный Парнас,
Все у нас начиналось как-то так, постепенно,
Как-то все постепенно начиналось у нас.

Я лежала на пляже, на две трети раздета,
Ты разгуливал рядом, сильный и молодой,
Я тебя попросила развернуть мне конфету,
Это я нашла повод для знакомства с тобой.

А потом, насладившись до последнего стона,
Зашвырнула тебя я в набегающий вал,
И тебя моментально проглотил, как планктона,
Проплывающий мимо благородный нарвал.

А потом я лежала и чесала колено,
И читала в экстазе я творенья Барто.
У Эгейского моря, где ажурная пена,
Где Парнас вдохновенный и еще кое-что...

Strega:

Ты дарил мне конфеты и шептал мне "про это".
Да, конфеты - что надо! А вот "это" - не то,
что искала, намедни обгорев до скелета.
Изнывающей плоти был не нужен никто.

Поцелуи-объятья-комплементы не в кассу!
Будто кожу содрали - хоть на помощь зови!
Видел, как я страдала? Так какого пегаса
распевал эти сказки о нарвальей любви?

Вот теперь допевай их, кашалотам, тюленям,
чёрно-белым косаткам и акулам в воде.
Будешь знать, как касаться обгоревших коленей
и ловить на конфетки загорающих дев.
..............
Опубликовано
Ах, Ипокрит!