СД-287

Вонзалась гора в небеса остриём меча
и солнце огнями взрывалось в твоих зрачках
а ветер высвистывал - вот она, жизнь - лови
и мрачным оркестром - фортиссимо - гром лавин
а за перевалом - таинственный снежный тролль
и осыпь грозит камнепадами - только тронь
вершина, как женщина-вамп: холодна и зла
а ты - человек, потому против бездны слаб...

Укрытый годами, зовущий огонь померк
забыта вершина, и в памяти - только смерть
мурлыкает кошка - - вот он, покой, лови...
И что теперь горы? Просто - красивый вид.

БТ
Пропускает удар и даёт сердце сбой,
Пахнет яблоком радость, бинтом пахнет боль.
Ветер ждёт у дверей и зовёт за собой,
И хрустит первым снегом свобода.
Так и чудится - здесь можно снова начать:
Сбросить годы и боли, как тяжесть с плеча,
Надо только зажмуриться и помолчать -
Испросить лишних суток у Бога.

Сколько их мне осталось - стремительных дней,
Продуваемых ветром, укутанных в снег...
Смотрит сверху кукушка, молчит обо мне,
Искушая поверить в приметы.
Чьи-то тени тревожат и плачут без слов,
Не дают убежать в светлый дом, где тепло -
Тени прячутся в памяти и за углом,
И в густом лабиринте из веток.

Пруд подёрнулся льдинками - светел и тих,
Ждёт замерзший шиповник прожорливых птиц,
Тянет холодом в сад и никак не уйти
В тёплый плен одиночной палаты.
Улыбается бодро ночная сестра,
Как же хочется жить здесь, а не умирать,
Чтобы плакала птица в саду по утрам -
И никто больше в мире не плакал.

БТ
Пугает ворон шумом крыльев -
я удержать пытаюсь крик:
меняет ночь роман на триллер,
гася внезапно фонари.
Теряются во мраке тропы,
осколком лёд блестит в грязи,
шипит мне что-то старый тополь,
артритным пальцем погрозив.
Я оглянуться не рискую,
потерян зонт и плащ измят...

Чудовища в кустах ликуют,
выскакивая с диким «мяв».

СТ
Ангел сверзнулся с небес, в ветвях застрял,
Торопясь спасать, любить, хранить -
Ни спуститься, ни уйти в астрал,
Сполз на лоб, мешает, яркий нимб.
Я его нашёл под Новый год -
Можете представить этот сюр?
Я его спросил - а ты чего?
Он печально мне ответил - я висю.
Я заволновался - так нельзя!
Не пристало ангелам висеть.
Ну-ка, позвони своим друзьям.
Он мне говорит - пропала сеть.
Мы немного поболтали с ним,
А потом он говорит - ну, будь.
Сбросил крылья и помятый нимб
И на землю прямо сверху - бух!
Подбежал я - нету никого.
Глядь - а вместо снега там трава.

Я теперь летаю за него.
Только нимб пока великоват.

СТ

Прошлое кажется комом ночей и дней,
срогую линию жизни смешавшим грубо.

Время цвело геранями на окне,
бодро текло дождём в водосточных трубах,
сладко сулило в будущем много лет -
лёгких как лист, летящий в ладони ветра...
Прошлое - лишь фотография на столе.
То, что казалось - вчера, давно уже ретро.
Тьма заглянула в окно, и все дети спят.
Стукнулся в раму лист и упал, тяжёлый.

Время, хотя б на время, так хочет вспять -
в гладкий тугой далёкий осенний жёлудь.

7П

Не танцуют ведьмаки у пруда,
не затянет под ракитой вода -
не утащит ведь никто нас на дно!
Что за странный шопоток за спиной?
Я поверить не спешу всё равно:
это просто осень шутит со мной -
удлиняются все тени к зиме.
Не страшат меня сплетенье примет
и пророчества из книги судеб.
Кто-то книгу уронил — эй, ты где...
да и ключик — ерунда, новодел...

Кто-то всхлипнул у пруда — быть беде.

Выходные. В шуме-гаме
в парках, скверах и дворах
осень носится кругами,
от восторга хвост задрав,
забирается ветрами
под надёжное пальто,
лепит листья к стёклам, раме
и под дворники авто,
запускает пальцы мокро
моросью за воротник,
разукрашивает охрой
и кармином эти дни...

Понедельник. Тихо в парке,
тучи ветер вдаль унёс.
Под небесной синей аркой
осень дремлет, спрятав нос,
книгу начатую бросив,
двери заперев на ключ...
Я не потревожу осень -
зиму не потороплю.

ФБ

По нЕбу ветер гнал коней белёсых,
надутых из тумана мелких капель,
но городом, забыв о них, увлёкся -
скользнул к домам, почуяв хлебный запах,
и задышал, завыл с голодной страстью,
разбрызгивая свет мостами радуг.
И я сказал - не стоит силы тратить,
я тоже был как ты, я знаю правду:
бессмысленно пить боль из этой чаши -
ты нелюбим и, значит, просто скушен,
с конями убегай путем кратчайшим!
Но он не слышал... Или он не слушал -
вытягивал обветренные губы,
гнал пешеходов и листву по зебрам.
Воздушных змеев - дым - гоняли трубы,
и каждый мог письмом забраться в небо
и улететь с небесными конями,
чтоб снова жить - и ошибаться чтобы...
А ветер дул, прохожих подгоняя,
и разносил повсюду запах сдобы.
Белоснежка-3

Я от тебя удаляюсь. Неровен шаг.
Словно прикован к тебе - неразрывна цепь.
Горло любовью ожгло, не могу дышать,
но через силу бреду - у меня есть цель.
Белого ангела скорбен размытый лик.
Гнутся деревья под тяжестью тёмных крон.
Между могильными плитами острый лист
сопротивляется, режет мне пальцы в кровь.
Силой кладбищенской травы поит луна -
в каждом листочке кровавый горит рубин.
Противоядия нет от любви, она
неизлечима... Но можно её убить.

Ночь на исходе. Светает. Кресты скрипят.
Дышится легче: всё ближе и ближе цель.
Имя твоё - заклинанье - усилит яд,
что уничтожит любовь: я нашёл рецепт.
Боль невозможности - ада страшней стократ.
Муками ревности мой предоплачен грех.
Я на поленья вылью настой из трав
в час, когда буду с тобой гореть на костре.

Смерть

Я знал, однажды мы её встретим:
она бродила с каждым днём ближе.

Я оказался, на беду, третьим,
я лишним был - и я в бою выжил.
Он был мне другом, он мне был братом,
я знаю, лучшим - он ушёл первым.
Я полз за ней и крыл её матом,
но уносило все слова ветром,
я был ненужным даже ей сором,
и наступало для меня утро.
Глумливо каркал надо мной ворон,
а я орал ей вслед - вернись, дура!
Ложились души под косу - травы.
Топорщил ворон на ветру перья.
Я не расслышал, что он там каркал:
я всё кричал - не убегай, стерва...

...Минуло много лет.
Пришла.
Встретил.
"Вот, я вернулась - ты меня помнишь?"
Шепчу в ответ...
Не имена смерти,
а имена друзей,
что ей теперь - ровня.

БТ-47

Ты по вольным просторам тоскуешь в пятнадцати метрах,
говоришь о глубоких морях и полях бесконечных,
о мустангах, бегущих по прериям вдаль вровень с ветром...
Если хочешь - пойдём необъятному миру навстречу.
Там надёжно скрывают тропинки мохнатые ели,
опуская на землю огромные чёрные лапы.
Мы краюшку от чёрного хлеба по-братски разделим
и уйдём через лес, потихоньку, за солнцем на запад.
Проползём бурелом и протиснемся в узкие щели
между старых стволов, перейдём через все буераки.
Мы не будем бросать, понадеявшись на возвращенье,
хлебных крошек: вороны растащут дорожные знаки.
И когда-нибудь мы добредём до чудес горизонта -
до бескрайних полей и журчащих серебряных речек.
Ты найдёшь там себя... Я, надеюсь, найду там работу.
Если ж я не дойду - ты погладь за меня бесконечность.

Жертвоприношение Ноя

Это был год - такой, что вся жизнь не в счёт. Был океан вокруг бесконечно нем.
Скоро с дорог и пашен вода стечёт. Будет ли всё, как прежде? Я знаю - нет.
Страшно найти тела на полях в траве. Страшно, что их в колодцы водой снесло.
Знаешь, я тут придумал простую вещь - надо людей в уме заменять числом.
Скажем, Ифтах - на западе, в дне пути. Сколько же мы знакомы? Да лет пятьсот.
Он и весь род - не стало двухсот шести. Просто число. Забыть бы ещё лицо.
Впрочем, Тебе спасибо - и здесь помог: был виноград раздавлен шкодливым псом -
сок мы от жажды пили, на вкус - дерьмо, но отшибает память и дарит сон.
После я научился и сделал сам праздничный сок, утешивший сладким сном:
выпьешь - и возвращаешься в райский сад, где чисел нет... Назвал я его - вино.
Лёгкость оно даёт, но мозги сбоит. Числа пишу в золе, их опять сложив.
Знаю, я трус: всегда вычитал своих. Ты подарил нам жизнь, значит, будем жить.
Бросим в горах обрыдший нам всем ковчег. Дерево гофер ветром источит в прах.
Для разговоров хватит ещё ночей, ну а сейчас, прости, мне уже пора.
Числа смывает дождь - это их вина. Ты доказал успешно, что Ты сильней.
Я для Тебя добавлю в огонь вина:
если Тебе не забыть этих чисел - пей.

Мой сюзерен, когда на поле ратном
я умирал, прикрыв тебя, в грязи,
меня позвал, меня назвал ты братом, -
и голос твой беззвучие пронзил.

Минули годы войн. Мы оба живы:
я смертной тишины не позабыл -
угадывал её в улыбках лживых,
и на кострах сжигал под рёв толпы,
я чуял тишину в базарном гаме,
как пёс, твоим убийцам горло сжав,
и тишина пропитывала камни,
легко скользнув по лезвию ножа.
Её давил в именьях гордых лордов,
тебя предавших после славных битв,
я тишину сражал в морских походах,
вбивая в глотки чудищ из глубин.

Чудовища ушли в морскую бездну.
Победный рог звучит... Но не рискну,
мой брат, вина я выпить за победу -
в твоих глазах увидев тишину.

3. Эпизод

ТанЛи

В кому забиться, скулить, как щен, сердце в удушье хочет.
Вором озноб
пробирается в щель летней горячей ночью.
Помню - к закату клонился день, звонко смеялись дети...

Он был разбойник, смутьян, злодей, приговорённый к смерти.
Трудно шагал, по лицу текло. Двое таких же рядом.
Камни бросала толпа -
поделом: чтобы другим неповадно.
Я же был прав, оттолкнув его! Только теперь не спится.
Он и просил-то всего ничего - только воды напиться.
Передохнуть на пути к горе стражник ему позволил -
плечи кровавил огромный крест, губы свело от боли.
Он был разбойник, смутьян, злодей! Что же за странный морок:
ночь растворяется ядом в воде, спазмом сжимая горло,
холод вползает, огонь чадит, память - крестом на плечи...

Мне усмехается лунный диск
и обещает вечность.

Индблицы

1

Носки вяжут норны,
мой бес забивает
козла в соседнем дворе.
Я, кажется, в норме:
лежу на диване,
печальный, как лук-порей.
Пророчили волю,
но что-то мне страшно...
Пора выбираться - но как?
Мой бес недоволен:
«Безумье. Не наше!»
Сказал и налил пивка.
Своим предсказаньям
не верят старухи
и с веретеном и без.

А я на вокзале -
ни денег, ни прухи
и что-то горланит бес.
Запутали норны -
назло их забавам
взорву тусклой нормы взвесь:
ближайшим же скорым
уеду в Зимбабве...
А бес пусть бомжует здесь.

2

Время, дождями в окна, смывает мир.
Ветер, несущий радость, не слишком скор.
Пестовал кто-то, хранил... а пойди, пойми -
то ль на обед червям, то ль на рыбий корм.

Где по-щенячьи ползали наугад,
где доверяли чуявшему нутром -
выбор не слишком, кажется, был богат,
или тенями скрыло обилье троп.
Переиграть не выйдет - хоть был бы шанс,
это уже - как выбитая штраба,
просто безумье - вновь от потерь бежать:
прожито всё, поставленное ва-банк.
Неисправимо, как отснятое кино,
пройдены все дороги, пропал азарт:
там ничего, кроме боли не будет.
Но -
если мне выбор дан...
То мотай назад.

3

Склянкой трамвайной пробил - в тьму уходящий день. Роботом вечных пробок выжал сцепленье дел, принял на грудь подачу Форварда - или пас. Снова чужая сдача - я на мизер упал. Сломанными весами выгреб со дна на мель...
Зуммер сигналит - занят неуловимый эльф.
Колется мрак осенний и не видать ни зги - чудится воскресенье, но не летит снегирь. Льдом проникая в вены, ночь мне шипит - остынь...
Мне бы поймать мгновенье. Где-нибудь там, где ты.

Белоснежка-1

Над головами, над крышами зданий
ветер дрожащие тучи листает,
в небе весёлая тролличья стая,
корчась от хохота, бьёт зеркала.
Морщится в студии модный художник:
нет красоты - что за страшные рожи!
Около сердца врезается в кожу
острый осколок потешного зла.
Модный художник рисует и злится,
холод на сердце - уже минус тридцать.
Мир застывает в бессмысленных лицах
глупых зазнаек, уродливых стерв.
Солнцу никак не пробить серый полог,
к северу не отогнать вечный холод -
не зашевелится в сердце осколок,
плавясь от боли прекрасной Ольмьер.
Скучно художнику - томно зевает,
тёплый халат поплотней надевает.
Где-то за облаком, над головами,
слышится льдистый рассыпчатый звон.
В студии свет потихонечку гаснет...
Ласково смотрит младенец из яслей:
модный художник - он всё же прекрасен,
если с любовью глядеть на него.

Анти

Побывал я в Третьяковке, и решил - пора в дорогу,
ждёт меня, я понял точно, богатырская судьба:
всем хорош, умён и статен, как и все - учён немного,
тоже ведь не лыком шит я чтобы лаптем щи хлебать.

Я отбил лошадкой попу, мне б добраться до кровати,
кто-то бродит по тропинкам и шушршит среди теней,
но наскальные рисунки не могу расшифровать я
и стою, как пень у камня: переводчика-то нет.

Справа что-то вроде пальмы, слева домик типа «юрта»,
а посередине крестик (это ясно - не пойду),
но зачем сердечко рядом-- не пойму я почему-то...
Я устал, проголодался и поник от тяжких дум.

Завтра нас выводят в Русский, все готовятся морально:
там какой-то Айвазовский ну, и с ним какой-то вал.
Я найду своё призванье, жаль, вставать придётся рано,
а сейчас пора по койкам... Бабушка, готовь штурвал.

ВС-6 (Бра)

2
Ваши игры светлы и легки,
Радость вас и во тьме окружает:
Пляшут радужные мотыльки,
Растревоженные витражами.

Чередой позабытых растрат
За плечом не колеблются тени,
Расставанье - всего лишь игра,
Жизнь - всего лишь смешная затея.

Осень сдует румянец со щёк,
Звонкий смех заглушив птичьим граем,
Унесёт... Но сегодня ещё
Лето в сказку послушно играет:

Чудны дамы, изящны сонеты,
Знатны лорды, богаты поэты.

14
С кем пробудится солнце весной,
заблестит на заснеженных кряжах,
сон-трава на поляне лесной
для кого синим облаком ляжет?

Не для тех, кто не верил зиме,
кто смеялся над первой порошей,
видел мало, не ведал измен,
проиграл всё тепло понарошку,

и кого, возвращаясь домой,
чёрный грач откричит деловито:
не проснутся, отравлены тьмой,
ни каштаном, плющами увитым,

ни цветком, ни листом бересклета -
дети долгого сытого лета.

СТ-26
Не служение - плен рутин: просто прорва обычных дел - ни чудес вам, ни белых птиц, ни хождения по воде. В зеркалах - вечно мрачный тип, никогда не бываю сыт. У меня уже нервный тик и хронический недосып. Называют себя людьми! Бесполезно всё - хоть вяжи... Хоть и знаю, что это миг - но пытаюсь исправить жизнь. И наградой - улыбки луч, начинающий новый день.
Пара крыльев висит в углу - полетать бы... но столько дел...

СД-371

Он больше Буки и страшней, чем Морра,
и тяжелее, чем борец сумо,
когда выскакивает вдруг из коридора.
Зовётся Зауглаускисом он.

Гроза портьер и истребитель тапок -
за каждым притаился он углом.
Как зарычит! И ну - скорее драпать,
роняя по пути фарфор-стекло.

Эстет и ненавистник длинных платьев,
чтоб бегали все строго неглиже,
он дико воет где-то под кроватью,
запугивая задремавших жертв.

...Умаялся свирепым быть и лютым.
Колышется без страха кисея.
Мы вместе в кресле и молчим уютно -
усталый Зауглаускис и я.

БТ - 24

Мы стояли с тобой вдвоём,
я сверкала на солнце стеклом,
оловянный мой,
только всё ты смотрел на неё,
на летящую в танце стрелой,
а уйти не мог.
Сдуло ветром бумажный лист,
ты решился бежать за ним,
был влюблён и горд.
Вы сгорели... а может, ушли -
навсегда. Догорал камин,
шелестел огонь.
Немота - нету горше мук,
неизвестность - что острый скол
на моём крыле.
Закричать ли в ночную тьму,
занавесить ли окна тоской,
полететь ли вслед...

СД-367
Цветные бабочки витражного окна
ленивым утром пробуждают лето -
раскрашивают облако рассвета
в тончайшей паутине полусна.
Луч прыгает на россыпь вилок-ложек,
с лучом тягаться наравне не может,
но тщится непогашенный фонарь.
День просыпается - мурашками по коже,
пока наш сон не пропадёт вдали,
пока цветные блики не утонут.
Но, разбивая тёплую истому,
звенит стекло, гремит в подъезде лифт.
Ленивым утром пёс, забытый вовсе,
то тапки нам, то поводок приносит.
В окно влетает пожелтевший лист...
А мы поверили, что отступила осень.

Инкогнита
4. Достаток распутного равняется короткому одеялу: натянешь его к носу, обнажаются ноги. (Козьма Прутков)

«...грешник, развратник, безбожник - но он любил Беатриче...»
Н. Гумилёв

Из лоскутьев подброшенных сшит
плащ земли - так небрежно, на пробу.
В небесах, веселясь от души,
по-хозяйски вращают свой глобус.
Кто-то там не сложил нас, а вычел...
Беатриче моя, Беатриче...

Ты не хочешь цвести там, где я
независим от всех богаделен:
мне мала теплота одеял,
душит запах садовых растений.
Ты захвачена адом тепличным,
Беатриче моя, Беатриче...

И уносит меня самолёт
из огромной краплёной колоды,
где горячность обдуманных слёз,
необдуманность взглядов холодных.
Я прощаюсь с землёй. Как обычно.
Беатриче моя, Беатриче...

Инкогнита (цвета)

Серые лимерики

Старый сэр очень любит порядок,
ежедневно меняет наряды:
ведь других старых сэров
травит он только в сером,
потому что он любит порядок.

Были серыми перья на шляпе...
Нелегко очаровывать яппи!
Облысела в страданьях:
выдираю в рыданьях
даже стильные перья на шляпе.

Леди Анна с прелестнейшей чёлкой
повстречала в лесу как-то волка -
он был диким и серым
и не знал чувства меры:
съел он Анну с прелестнейшей чёлкой.

Серое

...забудь меня,
забудь меня совсем,
как за подкладкой мелкую монетку,
как обещанье, неданное где-то,
как мячик
на прибрежной полосе,
забудь, как время в череде рутин,
как злое преступление без лоска,
уйди на миг - к газетному киоску -
и, возвратясь,
забудь меня найти,
раздай убогим
милость
по рублю,
дай мне пропасть -
и, поздно или рано,
забрезжит серый день
на дне стакана
и я,
смеясь,
в забвенье
провалюсь...

Замок (БТ-6)

- Ноты рассыпались, пальцекрылый,
песен померкло золото -
где чистых звуков радость и сила?
- Пальцы немеют... холодно...

- Ты - пальцекрылый, ты даришь надежду
в мире жестоком - лоцманом!
Струны заставь петь и плакать, как прежде!
- Холодно... крылья сломаны...

- Слышишь, в тиши осмелев, раскричались
вороны зло и голодно?
- Звуки - обман... я не верю в их чары.
Господи... как же холодно...

Замок (БТ-5)

Влажным удушьем стекла тишина к земле.
Лапы чернеющих елей - над вязью троп,
С гор наползая на вдруг онемевший лес,
туча, впитавшая страх,
выворачивает
нутро.

Ты же готова - сквозь воду, огонь и медь,
молча - ни звука из сжатых от боли губ.
С истовой верой в могущество злобных ведьм
ты добежишь до меня,
но напрасно -
не помогу.

Заговорю тебе нитку холодных бус,
чтобы нести эту муку хватало сил.
Только о том, с чем бежала сквозь лес, забудь -
зелье сварить от любви
не проси меня,
не проси...

СТ-19

Здесь летняя ночь - душный погреб,
а где-то тепло и свежо:
там водит меня по дороге
шальной сновидений божок.
Навстречу леса ветви клонят,
бегут верстовые столбы.
Дорога - куда, я не помню...
Попутчик - ты кто, я забыл...
По крошке, по капле, по нити
я вспомню твой голос... лицо...
Я цепь позабытых событий
тяну из молчащих лесов.
Но рвутся надёжные звенья,
и сны, растворяясь, кружат...

Лукавый божок сновидений
оставив мне тени, сбежал.

СТ-17
Был Бог мой терпелив и очень тих
и засылал ко мне пророка за пророком.
А я искал его в церквях, в страстях, в сети -
под звуки Баха, вальсы Штрауса, гром рока,
высматривал в блистательных боях,
беспечно отвергал молчанье скорби:
мой Бог - он должен быть таким, как я,
ведь я по образу был создан и подобью!
Как в танце, лица, судьбы пронеслись.
Сменило время песни на молитвы.
Был бог мой очень тих и терпелив...
Бреду к нему - уставший и разбитый.

СТ-8

Я думал - больше никогда. И на меня
Смотрело солнце холодно и ясно.
Я принял сердцем неизбежность дня
хоть заблудился и в снегу увяз,
но продолжал бессмысленно брести
и ждать - замёрзше хрустнет где-то слово.
Но прозвучал вдали знакомый стих:
март забродил, пьяня своих котов,
о, сколько странных танцев там, в тени!
Сквозь льдистость тишины, смывая дамбы,
прорвутся - я опять поверил в них...
Но я ошибся.
Больше - никогда...

СТ-14

Небо пугает хлябями
листья больные и слабые.
Мокнет один под яблоней
грустный садовый гном.
Окна зашторю... Мчит меня
в край, где цветёт глициния,
где горизонта линия
стёрта морской волной.

Я - на мостки досчатые,
в небо взлетаю чайкою...
И на волне качаюсь я:
в море всё так легко!
Ой, что задело локоть мне?
Вьются дельфины около,
спины дельфиньи мокрые
хлопаю я рукой.

Я замечталась, кажется.
Солнца кружок оранжевый...
Тянутся к небу саженцы,
дождь не стучит в окно.
Гляну-ка, выйти можно ли?
Листья немного ожили.
Тычется в руку кожаный
влажный собачий нос.

Замок (блиц-52)
Стучат колёса, за окошком - тени,
соседями отъезд пропит-пропет,
и кто-то, молча отвернувшись к стенке,
не спит всю ночь в прокуренном купе
а для кого-то новый поиск начат,
и порван за ненужностью билет
гудком далёким и протяжным
поезд плачет
за тех, кто в нём...
за тех, кого в нём нет.

Тане Ю.

Ей мама с детства твердила, вроде,
что нет для женщин другой судьбы,
что строить замки - удел уродин,
а ей - порядок, семья и быт.
- Не оберёшься, - кричала, - сраму,
и на дорогах таких - не счесть!
Но с исступленьем, пугая маму,
она шептала, что счастье есть.
И вот, лишь встав из-за школьной парты,
однажды свой начала роман:
ушла из дома, сменив сим-карту
и не оставив семье письма.

То жарит солнце, то дождик брызжет,
жесток к мечтателям этот мир.

Он тихим был, но старался выжить
среди детдомовских жёстких игр.
Он был последним, боялся первых,
готовясь стать навсегда шестым,
и с каждым годом, теряя веру,
всё дальше он уходил в мечты.

Судьба, забросившая обоих,
почти столкнула их невзначай:
он, с перепоя, шагнул под поезд,
в котором
она
разносила
чай.

СТ-11
Снова - словно горох под периной.
Нервный плач начинает разбег.
Под разнузданный звон комариный
Не спастись от сегодняшних бед.

Так хотелось признать - виновата -
Над глупейшей ошибкой смеясь,
И свободно умчаться... куда-то...
Но герой вновь не вышел на связь.

Может, он и пытался, но, просто, -
Он в дозоре - ночном и дневном?
Может, он укрощает там монстров...
Или, просто, - ему всё равно.

Т-портал вечно ливнями залит.
Параллельной реальности нет.
День прошёл, и забыт на вокзале
в невозможность счастливый билет.

ЗВ

Ему бы помолчать - он не молчит.
Не верит в полуложь и полутени.
Он - навсегда наивен, глуп и чист:
балбес из глины - до грехопаденья.
Пытался столько раз его унять,
а этот ненормальный снова любит:
ведь не его, а, как всегда, меня -
с оттяжкой - расставанье хлещет грубо.
В который раз, навек прокляв... простив,
его беру привычно на поруки,
замаливаю счастье, тих и льстив,
меня предавшим пожимаю руки,
и сам готов предать, и пользы для
всё норовлю его совсем затуркать -
а он опять шагает по граблям
с улыбкой просветлённого придурка!
Я так устал. Мне сдаться бы давно.
Случайно в зеркала гляжу и вижу:
он - идиот неисправимый, но
так хочет жить... Что я пытаюсь выжить.

Замок (СЩ-25)

Я от бессмысленности дней пустых устал:
полы не вымыты, не глажены рубашки -
сижу над миской с молоком, обняв кота
(ему бездельник-полтергейст давно не страшен)
Его хозяин наливает день и ночь,
сквозь грязь - тропинка от стола и до балкона,
ничем нам с мурзиком бедняге не помочь:
он, где-то там внутри, совсем испорчен-сломан.
Мне надо встать и наконец наладить быт -
но валится из рук уборка-стирка-глажка...
Он молока купить сегодня не забыл,
но нам вдвоём с котом
так страшно
страшно
страшно...

Замок (вестерн)
Всю ночь орали и стреляли,
я неприятно поражён -
опять разнёс салун у Салли
отнюдь не лимонадный Джо.

Не знаешь непреложных истин -
за то тебе гореть в аду:
пить не умеешь – пей не виски,
и не переводи продукт.

Ты, право, худшим был не самым,
мне жаль, но за тобой должок:
ты крайне был невежлив с дамой.
Прощай, нелимонадный Джо!

Тебе не светят двери рая:
был пьян и слишком говорлив.
Коня и кольт я забираю...
Шериф я или не шериф?

СТ-2
Преодолев помеху жёстких гранитных граней,
остро пронзив поверхность, луч изменяет угол -
каплями смоет накипь, чинное солнце станет
то ли дорожным знаком, то ли
спасательным кругом,
выстроясь ровным рядом, волны блеснут изгибом,
свалятся водопады, переполняя ниши -
в тёплых своих шлафроках бледные чудо-рыбы
под непрерывный рокот письма чужие пишут.

Блицитата - 6

Химеры наблюдают город:
они застыли без движенья,
сбежать хотели бы с соборов -
к земле химеры тянут шеи.
Они сидят, вцепившись в камень,
дрожа и раздувая ноздри,
и смотрят - вот крадётся каин
за возвращающимся поздно.
Химеры ждут, они в нирване:
им сладок аромат погони,
его слегка перебивает
тяжелый запах скотобойни.
То плач, то крик. Хруст ломких крыльев -
как завораживает запах...
Им, лёгким, вспрыгнуть бы, по шпилю
взлететь наверх на крепких лапах
и солнечным лучам навстречу
нестись свободно с небом вровень,
лакать ветра из чаши смерча -
но держит, держит запах крови...

Инкогнита - не последняя

Разгадал я все секреты, я не даром был учён: коли хочешь быть поэтом, нужно, чтобы был свой чёрт! Первый мой такой был ладный... Док не понял ничего: мне вколол, как видно, ладан - первый, морщась, вышел вон. А второй (какая пакость) - тощий, гнусненький на вид, бородёнка, словно пакля - слямзить простынь норовил! Как, скажите, с этим гадом стать мне мастером пера? Ты, артист второго ряда, крал луну? Смеётся - крал! Прыгал, забивался в щели - вот, расправлюсь я с тобой! Кашей с маслом метил в шельму - не попал - так я ж не бог! Док мне что-то ввёл подкожно, но от зависти завис - ты же, говорит, художник, этот... абстракционист. Я ему (уже на нервах) - что ж ты душишь мой талант? Док, давай, поймаем первых - и поделим пополам? Чуть за воротник заложим: помогает питиё! Вот, идут, свиные рожи, и гляжу - идут свиньёй! Вижу - доктора схватили, бедолага даже слёг - док, держись, я в холодильник, я же помню - нужен лёд!
Победили - ну а толку? Чёрт-те что несёт перо: первый ряд остался с доком, мне достался лишь второй. Диалектики законов, знаю я, сильнее нет - ппь...ю.
Второго эшелона ваш измученный поэт.

СД-315
Дождались - разверзлись небесные хляби,
прикид на деревьях до дырок изношен.
Но бродят в осенних оранжевых ляпах,
шуршащих дождями, зеркальные кошки.
А их антиподы на вымокших крышах
уже не приветствуют жизнь диким ором:
погода стряхнула их, серых и рыжих,
с деревьев и крыш, шуганула с заборов.
Собаки попрятались, спит тихий ёжик
и тянутся птицы печальные к югу...

Гоняется дворник с метлой безнадёжно
за рыжей нахальной зеркальной зверюгой.

Блиц (Замок)

Сказал ему — мой бог, в твоей игре
учиться на своих ошибках сложно.
Прости, я буду действовать хитрей:
проверенное временем надёжней.
Я не боялся въевшихся следов
нечистых четвергов, бесстрастных пятниц -
и втискивал, хоть иногда с трудом,
чужие сны на место белых пятен.
Чужие мысли в сердце я постил,
отчёты богу слал в приватном чате.
Я без ошибок выбирал пути -
но стороной их обходило счастье:
в помпезных сладко-ватных облаках
чужие сны ко мне тянули лапы...
И мне казалось, что я слышал как
смеялся бог.
Но, может быть, он плакал.

Баллада о шепчущих ангелах

О нём говорили: "Родился в рубашке":
за правым плечом - сразу двое крылатых,
что шепчут, как жить, чтобы было не страшно,
избегнуть ошибок, а в будущем - ада.
И жизнь, ровной линией, тихо и складно,
текла под присмотром недремлющих стражей,
когда возникала сердечная жажда,
два ангела в белом шептали: «Не надо».

Мирское пропитано запахом серы,
решил он уйти навсегда от соблазнов -
ему, на прощанье, последнее «Верно»,
шепнули, ликуя, два ангела-аса:
с дороги не сбиться широкой и ясной
спасённому за монастырской оградой!
И больше никто не шептал - где же правда.
А он всё прислушивался, но напрасно.

Он плакал, молился, заламывал руки,
просил указать и очистить от скверны,
но толстые стены глотали все звуки,
и были часы одинаково серы.
Он бился и звал, он терзался и верил,
среди тишины было страшно и больно.
Однажды добрался он до колокольни,
а выше подняться не мог: он же смертен.

Тогда из-под неба несчастный безумец
шагнул - и упал на булыжники камнем,
успел прошептать: «Всё неправда» и умер,
прервав безупречную линию. Амен.
У самой стены, что за кладбищем дальним,
на холмике жалком со срезанным дёрном,
уставшие плакать, два ангела в чёрном
сидели и что-то шептали... шептали...

11.4. Дюймовочка

Девица ранняя была, хоть ростом с пальчик:
весь день смотрелась в зеркала - созрела, значит.
Кровать поставить на окно просила маму,
а на уме уже одно - пора бы замуж.
Жених был зелен, неуклюж. В квартире мокро -
вокруг пиявки, да к тому ж - свекровь под боком.
Она поплакала слегка - какая жалость -
и соблазнила мотылька, и с ним сбежала.
Не нужен, ясно и ежу, ей был бездельник,
в неё влюбился бравый жук - и улетели!
Девица, хоть невелика, была не промах:
на франтоватого жука глядела скромно.
А у него - и дом, и счёт, и сам был чинный,
но был тот жук - тот жук ещё: удрал с личинкой.
Как страшно - осень впереди (дрожат реснички)...
Пришлось в прислугах походить - сменить привычки.
Её просватали кроту - а ей всё мало:
как, спрятать в норке красоту?! Она сбежала
и улетела на юга - ловить там принца,
и ведь поймала, мелюзга - ай да девица!
Удержит ли она трофей? Принц смотрит нежно,
но на югах таких вот фей - вагон с тележкой.

Антиподы 114
Открыла космосу ладошки раковин:
пусть с неба сыпятся в ладонь огни!

Кружило бурями, песчинки ранили -
и не избавиться теперь от них.
Песчинку острую укутать в палевый
забвенья мягкого прохладный слой...
Стирает пенными морскими пальцами
воспоминания о буре злой.
Закрытых раковин не тронет грозами,
пусть перламутровый слой тонок, но
в нём тают отблески кораллов розовых,
даль васильковая обманных снов.
А чайки горестно кричат кликушами,
пугают штормами - но тих залив.
Песчинка спрятана внутри жемчужины
и позабыта, но -
болит... болит...

Инкогнита - "тёти-дяди"

Когда остановились поезда,
когда весь мир стал призрачен и зыбок,
а воздух в лёгких прессовался в глыбы,
в стекло спекался в переулках дач -
я бился о стекло, вдохнуть не мог...
А рядом бомж неверно-торопливо
перебирал бутылки из-под пива,
пытаясь выжать хоть один глоток,
и всё сипел, что воздух - как слюда,
хрипел - браток, подай, спаси: жжёт трубы,
выл, что горит нутро, немеют губы,
и что остановились поезда.
Как я - он вычеркнут, измят, изъят...
Пусть выпьет за меня - будь он хоть чёртом -
я всё отдам и, может, мне зачтётся -
я доползу и выпрошу свой яд.
Я буду ждать - молить/хрипеть - подай...
Спаси движеньем/взглядом/словом/тенью -
чтоб я дышал... уснул... забыл мгновенье,
когда остановились поезда.

Блицитата-4

Навечно разведённые мосты
земля, кружась, за горизонтом скроет,
покорно корабли моих пустынь
меня оставят, растворяясь в зное.
Я буду увязать в песке, гореть,
чтоб срезать путь до райского подъезда -
пусть надо мной поставит Южный Крест
ночная остывающая бездна.

Как поцелуй, вода в горсти горька,
как нелюбовь, проклятый ветер крепок -
от золотой надёжности песка
я не сбегу к твоим неверным рекам.

Едва бреду, пустыней опалён,
и силуэт вдали зловеще клетчат...

Скамейка. Сквер. Мне солнце с неба льёт
расплавленное золото на плечи.

Блицитата-3

Серо, сыро в сердце мёртвом -
осень мокро склепы метит,
бродит осень по аортам,
завывает в венах ветер,
распластали вёсны крылья -
этикетки в чёрных рамках -
осень листопадом брызнет,
отстучит фальшиво градом.
Смяла лета, наколола
зимы на булавки рёбер...
Жизнь разбита, и в осколки
смотрит осень в серой робе.

Блицитата-1

Не мешаю вам спать, не врываюсь сквозь стены:
я - приличный, спокойный, воспитанный призрак.
Но сегодня позвольте сказать откровенно -
переездов боюсь до мурашек, до визга!
Вы уедете, бросив, как все перед вами,
бремя старых забот - в ожидании свежих.
Я брожу, по колени забытым завален:
обещания, лица, угрозы, надежды.
Все - ненужные больше, все что-то бормочут,
что-то плачут, и каждый быть вспомненным грезит.
Я всё знаю о них, бесполезных и... Впрочем,
я и сам - просто брошенный при переезде.

Блицарский

1
Позабыты битвы крики,
на доспехах света блики -
спит в земле король великий
вместе со двором.
Продувает ветер стылый
призрак рыцаря унылый:
сила веры - это сила,
не перебороть.

Кто убил, кого убили -
ты, величество, забыл их,
но ещё в покоях пыльных
бродит рыцарь твой:
тихий шорох за портьерой -
не последний и не первый -
не позволит сила веры
обрести покой.

За тобой на бранном поле -
те, кто не боялся боли,
кто держался силой воли,
веры - и служил.
Память мучает, не сгинет,
призрак бродит, век так длинен...
А с тобой ушли другие:
шлюхи и пажи.

2
Темна и прохладна подземная зала,
средь скал неподвижны ручьи -
там спит мой король, ожидая сигнала,
но колокол не звучит.

Скрывает пещера доспехов блистанье
кустарник вокруг колюч.
Был ключ из орешника дан мне от тайны,
но я потерял тот ключ.

Я в битву бросался, израненный падал,
но вновь выходил — живой.
Я ключ потерял, и упала громада
бессмысленных страшных войн.

На плечи - года, и под тяжестью ноши
изверился я и устал,
мой конь загрустил и не слушает больше
ни повода, ни хлыста.

Король мой всё спит, он всё так же верит
в своей бесконечной ночи,
что кто-то однажды войдёт в подземелье
и колокол зазвучит.

Я ключ потерял, но зачем-то я выжил
и так моя жизнь длинна...
Иду, мой король... Отыщу - или выжжет
всю землю ещё война.

Замок (Большой-38)

Уходя по речке вниз,
не дари
никому сиреневый
розмарин,
улетая в небеса
высоко,
не задумывайся сам
ни о ком,
уходи, забрав с собой
все слова,
на оставшихся - слабо
наплевать?..

Вверх ушёл ты в виражи
или вниз -
если можешь, если жив,
то вернись,
даже если не узнать
от морщин,
даже если в страшных снах -
отыщи,
не боясь огня, дождя
или льдин...

Или просто - уходя,
уходи.

Мягко лапкой к тебе прикоснусь -
слышишь ли ты мой ласковый шёпот?
Изыск чёрных полосок на жёлтом
не напомнил тебе ту весну?
С медуницей попробуй мой чай:
Иван-чай - чтобы вспомнить о лете.
Как навек (ты ушёл - не заметил)
колокольчик дверной замолчал.
Для забвенья - приправой ко сну -
холодила я душу душицей.
Кто сказал - я пчела? Я - тигрица.
Мягко лапкой к тебе прикоснусь...
Smiley

Литсеть-155

Если бы родиться раньше -
без сомнений и привычек...
Был бы в кровь закат окрашен
и дразнил бы запах дичи,
был бы ветер зол и въедлив -
я бежала бы с другими,
и мели бы небо ветви,
шелестя на взмахе имя
дикого лесного волка.
Мы охотились бы стаей
и друг другу рвали глотки,
и боялись пуль и стали,
и луне - огромной, белой
выли по тому, кто ранен...

Слава богу, не успела -
Гав!
Болонка на диване.

Литсеть-152 (супер)

Не видно тут звёзд, пережиты дороги,
луна обвивает зелёной тоской,
стирается память о бывших — немногих,
и годы слились в отвратительный ком.
Но если решить, наплевав на законы,
и за угол мрака суметь заглянуть,
и выбраться к битвам, дорогам, коронам,
и сдуть, словно мошку, больную луну,
поймать бонус жизни, в в мгновение сжатой
шагнуть в новый квест и не быть дураком...
То времени нет, и над облачной шапкой
свернётся клубочком зелёный дракон.

Инкогнита-3

Не надо нам надежды ложной - не надо боли нам:
необработанный булыжник в груди у голема,
пусть не восходит утром солнце - совсем не плохо так:
не отзовётся камень-сердце бесшумным грохотом,
и если встретим наших бывших - так что нам, глиняным -
нам вышибать не надо больше те клинья клиньями.
Жестокий сон - больная нежность... и звали милыми....
Зачем нам это было нужно? Не помним... Было ли?

Литсеть-146

АНОНИМ 1
Линия - верный признак -
это начало пути,
есть руководство к жизни,
но шрифт, как всегда, петит.
Линия жизни ляжет,
надо, как в той игре -
лишь протереть стекляшку
и разглядеть секрет,
высчитать эник-беник,
в скобках обиды скрыв,
только украсит чтенье
несколько к «счастью» рифм,
сноской - всего-то пара
еле заметных драм...
Завтра - ночным кошмаром
выльется во вчера.

АНОНИМ 3
Не идёт на зов, на сахар,
ни в траве нет, ни в кустах -
я смотрю вперёд без страха:
потерялся бедный страх!
Не утешит ни варенье,
ни сгущёнка и ни мёд:
без меня он захиреет!
Ой... а вдруг совсем умрёт...
Надо страх спасать, пусть будет
жутковато - всё равно,
нарисую чёрных чудищ,
чтобы он вернулся вновь,
посажу беднягу на цепь,
чтобы больше не удрал,
буду снова с ним бояться
в темноте по вечерам...

Литсеть-145

эффект 2.
День тянулся как всегда медленно
повернулась ручка - да медная
солнце село - а потом встанет ли
затемню своё окно ставнями
от бессонниц на душе пролежни
и мешает - за стеной продиджи
заварю скорей настой маковый
заколдует ночь крыла взмахами
завернусь теплее в плед клетчатый
не разбудят поутру кречеты
за окном штормят цвета полночи
не достанете меня, сволочи
заколочено окно - надо ли...
звёзды в сон давно уж не падали.

Эффект 5
Что, не спится, дурнушка Фанни,
мечтаешь, плача,
как сбежала бы на свиданье
с прекрасным мачо,
как вернулась бы утром ранним,
от света прячась -
не печалься, дурнушка Фанни,
пусть плачет мачо,
не увидят цветы герани
лунного ока.
Спи спокойно, дурнушка Фанни:
заколочены окна.

Эффект 7
Возвращаться нет причины,
возвратиться не дано:
на крылечке - ворон чинный,
заколочено окно,
лишь в углу - забытый веник,
мыш голодный на столе,
тихо плачет привиденье
в сумраке ушедших лет.
Может, плюнуть на рассудок -
доски с окон отодрать,
дом проснётся, и оттуда
всё вернётся к нам опять?

Литсеть-147

Ты, пушистейший из - всех ворюг и ловчил!
Что ты смотришь, как будто жалеешь - полно,
ты же в сговоре с нечистью, что ты молчишь...
Полночь.
Вот возьму, заменю на потомка волков
с умным взглядом преласковых глаз - карих,
сгинут все франкенштейны забитых шкафов,
твари.
Он не будет молчать, будет предан и лют,
и спугнёт неудачи, расплаты и беды!
Что, не веришь? Ну, ладно, пошли, накормлю,
вредный...

Литсеть-148

Под сводом голос псалмы пропел,
и вечна каменная скамья -
а ты не слишком ли глуп и смел,
предпочитая сады камням?
В скрижали веры вонзил скобу:
без веры нервы - как тетива,
не ждут покои уютных бухт,
и путь без веры витиеват.
Но ждёт желанный и злой суккуб -
и смыслу здравому вновь в ущерб
предпочитаешь пунцовость губ
покою всех обжитых пещер,
и от истерик истёртых букв
бежишь: нет проку от полумер...
Иди к суккубу, но не забудь -
не жди. Не плачь. Не люби. Не верь.

СД-306

Не прозвонить, не докричаться мне:
я для тебя стал неприметным фоном,
вне зоны доступа навечно абонент -
а я всё жму на кнопку телефона.
Ты слышишь ли — я так и не узнал.
Гудками без ответа вечер сломан.
Корявит губы в тишине луна,
мне глупо усмехаясь с небосклона.

СД-290

Весна, весна! В груди томленье (вапщето - нет, но как звучит!)
и соловья уж скоро пенье услышим в бархатной ночи
(опять же, нет - таких и иже... наш мегаполис не хранит,
и пропоёт лишь чижик-пыжик - он украшает нам гранит)
А как бы было романтично порхать среди зелёных кущ
и любоваться нежной птичкой и глухарями на току,
из незабудок и ромашек сплести прэлестнейший венок,
смотреть как кто-то землю пашет - романтика!
Где мой монокль?

СД-289

Закрывает туча солнце, туча старит,
и рисует молний тонкое перо
в синей мути надвигающейся хмари
голограммы неувиденных миров,
город замер - повернулся к небу, струсив,
квадратурами нахохлившихся крыш,
и дробится звук рассыпавшихся бусин
с неба сыплющейся вьюжиной икры

Литсеть-149

Я не вписалась в коллектив,
не спелась, выбилась их хора:
в канцоне трепетной - мотив
из сердца вырвался - «Семь сорок»!
Мне не сдержать высоких чувств:
я обожаю дирижёра
и от любви вся трепещу,
и с жаром вывожу - «в семь сорок...»
Оркестр притих, скрипач в слезах,
и смотрят все на нас с укором,
а сердце требует сказать
«люблю» и я пою «в семь сорок...»
А в зале шикают, стучат -
я скоро разорвусь от горя...
Умру, но всё же в смертный час
я пропою своё «в семь сорок»!

Литсеть-150 (супер)

Там, в вышине,
темнеет свод, спят облака,
полночный ветер, ночные боги
вино и пицца, ночь - на века...
Но кот косится на месяц строго -
проснётся день.

И ночь уйдёт.
без сожаений оставив мне
воспоминанья - кусочек пиццы,
забыв меня, уплывут в рассвет
ночные боги , перелётные птицы,
и тёплый кот.

Замок - 47

Блондинка в маленьком и чёрном
шикарном платье от кутюр
не может сельдью быть учёной:
она - для игр и авантюр,
и раз мы любим не мозгами,
придёт к тебе, моя любовь,
блондинка с длинными ногами
(конечно, я - но без мозгов),
Я назовусь, конечно, Лёлей,
ну, и для пущей красоты -
на шее жечуга петлёю -
для ловли умных... вот как ты.
Когда ж луна пойдёт на убыль,
все выброшу приманки, но
я буду ласковой и глупой,
чтобы не простился ты со мной.

СЩ-21

Часами жду, на тысячах страниц
ищу твои следы, игрушки, ники,
пусть интернет - мой бог, тебя хранит,
я жду тебя, я рядом, только кликни,
я передам по оптоволокну
дрожанье рук, надежды, буйство красок,
перепощу тебе в контакт луну -
чтоб после выть о том, что всё напрасно:
наверно, в этом есть особый шик,
но - виртуального - тебя мне слишком мало...
А ты опять ушёл - оффлайн... офф-жизнь,
от робких лайков откупившись смайлом.

Замок блиц-45
1
покои комнат стекают в пропасть
пилястры вытянув веной-выей
полы украсив пером укропа
коврами вывернуты навылет
стрижи острижены, брутто брито
мостами стены-метели делим
была особенно декабристой
седьмая пятница этой недели

2
Торопились все, знали - стол накрыт:
в день седьмой назначен был светский раут.
Только, может, создавшему птиц и рыб
в пятый день - и стоило взять тайм-аут?
И обдумать ещё раз, спокойно, присев:
может, лучше - хоть бы из тех же кошек?
Ясно дело, что было бы пятниц семь!
Но зато отмерено - в семь раз дольше...

3
Херувимы, настройте арфы!
Ход конём - четверговый дождик,
след костлявой ступни под шкафом
подтвердит невозможность тождеств,
на слезливость превысив квоту,
небеса всё светлей и легче...
Ты прийти обещал в субботу?
Значит, пятница будет вечно.

Сукины Дети - 280

Сила устало бьётся гигантской рыбой -
но на поверхности нет и лёгчайшей ряби...
Ей бы огромным крабом ворочать глыбы
ей - скорпионами солнц облака кудрявить
и, разметав преград невожможных стены,
в кронах гудеть ветрами, срывая крыши,
кровь разгонять до сверхсветовой по венам,
глупых холодных "нет" и "нельзя" не слыша,
мчаться, взрывая размеренность птичьей стаи,
на наконечники звёзд нанизывать рифмы...
Сила на суше слабеет - она умирает,
в море безбрежной любви налетев на рифы.

отпусти меня в океан любви
от сухих самумов разлук
от багровых слёз непьянящих вин
от жеманных и бледных лун
увлекут в глубины вериги лет
нет спасенья от этих гирь
и сверхновой - там, где не властен свет -
я взорву твой ненужный мир

СД-281

на далёком севере ночь
не уходит летом
вместо сердца - кусочек льда
и фантомные боли
королеве услужливый гном
зажигает свет и
открывает зеркало - дань
беспокойных троллей
средь сиянья тяжёлых льдин
ничего не слыша
королева опять не спит
ей что день, что вечер
нужен ей один,
лишь один мальчишка
тот единственный, что разбил
льдышку - слово "вечность"

СД-282

Играет бог, живущий во вчера -
босые ноги, домотканая рубаха -
что мудрость - безнадёжности сестра:
кто потерял, кто не сберёг - не знает страха,
играет бог о тщетности смертей,
о том, что бесконечный день опять не прожит,
о снах, бессильно прячущихся в тень,
о том возможном, что бывает невозможным.
Рассыпятся на ноты дураки,
несущие ему горшки-мечты на обжиг -
играет бог веселье от тоски:
кто может всё - тот ничего уже не может.
С шипеньем гаснет в небе колесо,
и рассыпаются в бессмысленности руны-
и пропадают в сумраке лесов...
Печальный бог меняет порванные струны.

СД-285

Так вот что такое счастье,
добытое "вопреки" -
в реале следить и в чате,
чтоб не было тех, других,
опутывать - не отвертеться -
горой обязательсв-гирь,
и раз не дано жить в сердце -
впиявливаться в мозги,
выискивать по квартире
ошмётки забытых вер,
и втискивать в а четыре
давно отболевший нерв,
в привычном, вдвоём прогретом -
вмерзать поминутно в лёд...
не думать о том, что где-то
забытая радость ждёт.

ах, в твоей голове так просторно и пусто -
вот где жить, не боясь коммунальных обид,
никаких теорем, карфагенов и прустов,
только я - восхищайся, лелей и люби!
как приятно о том, что прекрасна я, слушать -
день, другой... целый год... и вот так - навсегда?
что-то мне в пустоте неуютно и скушшшно...
чёрт... уйду в тесноту рядом с прустом страдать.

Замок-46

Дом-крепость - защита от воли,
и мать говорит с придыханьем:
дочурки - скромны и довольны
плод правильного воспитанья,
все три хороши - даже очень.
Сидеть взаперти им не скушно:
играют, рисуют, а к ночи
весь дом засыпает послушно.
Но в полночь - не скрипнут ступени -
с крылечка спускается кто-то...
Неужто с тоской привиденье
там бродит от дома к воротам?
Чей дух неприкаянный вышел?
Замолкли все птицы на ветках,
и если прислушаться - слышен
лишь шорох в садовой беседке...
Под утро рассеется морок,
и тихо в беседке ажурной.
Весь дом просыпается - скоро
в саду раздадутся «бонжуры».

Мать криком весь дом всполошила:
нечистый - готова ручаться!
Откуда, скажите на милость,
в беседке мужская перчатка?